Александр Рудазов - Преданья старины глубокой

– Ага… ага… ага… ага… – мерно поддакивал Иван, глядя куда-то сквозь Яромира. Глаза у него при этом были глупые-преглупые, пустые-препустые.

– Бывает, какой-нибудь колдун обидится на что-нибудь – скажем, на свадьбу не позвали – да и превратит сразу кучу народа в волков. И если не расколдовать – так и проходят всю жизнь оборотнями, – невозмутимо продолжал Яромир. – А еще бывает, что рождается у князя Берендея редкостный дурак по имени Иван, и вырастает в дубину стоеросовую – силища бычья, умишко телячий…

– Ага… ага… чего-о?! – опомнился Иван. – Над княжеским сыном потешаться, да?!

– Эхе-хе, Иван… – насмешливо прищурился Серый Волк. – Сказки всякие мы, значит, слушать любим, а вот если полезное что – так мимо ушей?.. Зря ты это. Чему-нибудь поучиться – оно всегда нелишнее…

– Неспособный я к учению… – покраснел княжич, стыдливо сморкаясь в рукав. – Голова от думанья болеть начинает… Пущай лучше поповичи над берестой глаза портят, а я читать-писать худо-бедно умею, счету мерекаю… до двух дюжин… ну и чего еще надобно? Я вон зато с оружьем любым ловок – сызмальства у дядьки Самсона в учении ходил!

– Без этого тоже никуда, – не стал спорить оборотень, кладя заступ. – Эх, а луна-то сегодня какая большая… Знаешь, отчего мы, волки, всегда на нее воем?

– Не-а, – мотнул головой Иван.

– Рассказать?

– А это сказка будет или опять поучение?

– Сказка, сказка… – усмехнулся Яромир. – Хотя в каждой сказке толика правды есть…

– Тогда расскажи!

– Слушай. Давным-давно верховным вожаком у всех волков был матерый рыжий волчище – Чубарс. Нахален он был без меры, бесчинства всякие творил, волки под его началом зверье резали нещадно, даже людей губили целыми весями. Дошло до того, что и самим богам волки подчиняться перестали – провозгласил Чубарс, что его родовичи должны стать царями природы. Пожаловался лесной бог Святобор на бунтаря, и отправил тогда отец Сварог на землю лунного бога Хорса. Оборотился тот Белым Волком, спустился к волкам и поверг Чубарса волшебным жезлом – отправил его на луну, в вечное изгнание. А вместо него верховным вожаком стал Путята – серый волк. Вот с тех самых пор рыжих волков на Руси не водится – только серые, как я. А на луне и понынче тоскливо воет изгнанный Чубарс, и мы, волки земные, ему отвечаем… – вздохнул Яромир, печально глядя на полную луну. – Ну ладно, хватит, глубоко уже накопали. Давай шапку.

Иван с готовностью оставил землеройное дело в покое и притащил с мельницы горлатную шапку Фомы Мешка. Яромир смерил ее деловитым взглядом, взвесил на руке, примерился и прорезал в тулье аккуратную дырку. Заветный нож, подаренный Волхом Всеславичем, чиркнул два раза, и наземь упал ровнехонький парчовый кружок, украшенный жемчужной нитью.

Любит боярин Фома дорогое платье – коли мог бы, так целиком в золото укутался.

Оборотень с княжичем старательно укрепили продырявленную шапку поверх ямы, разложили по краям жердей, привязали к ним веревок, да присыпали все сверху землей. В конце концов выглядеть все стало так, будто шапка лежит просто на земле, а никакой ямины под ней в помине нет.

– Теперь ждем, – объявил Яромир. – Пошли.

Волколак скрылся на мельнице, а вот Иван задержался – заприметил у берега гребень. Видно, девка какая-то потеряла, когда купалась. Белый гребешок, красивый, из рыбьей кости выточен. Только мокрый весь – так вода и каплет.

– Ау, кто потерял?.. – негромко окликнул княжич, подбирая находку.

Никто не отозвался.

– Мой тогда будет! – заявил Иван, озираясь по сторонам. – Ладно?..

По-прежнему никто не отозвался.

– Молчание – знак согласия! – довольно ухмыльнулся княжич, возвращаясь на мельницу. – Ульянке подарю…

Оборотень при его появлении даже не шевельнулся. Он устроился на приступочке, скрестив ноги и прикрыв глаза, да еще что-то бормоча себе под нос. Перед собой Серый Волк зачем-то разложил целую кипу полыни, тщательно перебирая и ощупывая каждый листочек.

Время постепенно близилось к полуночи. Иван с Яромиром сидели молча в темноте и ждали, когда что-нибудь произойдет… и что-то постепенно происходило.

Снаружи все громче слышались восхитительные песни. Красивые, мелодичные… но если прислушаться, можно было различить вплетающийся сорочий стрекот.

– Русалки… – тихо промолвил Яромир. – Наружу вылезти не вздумай, жди…

– Чего? – прошептал Иван.

– Когда луна сядет. Тогда и… а это еще что?!

Дверь, кое-как приделанная веревочками, приоткрывалась. Медленно, натужно, со скрипом… и в щели показались тоненькие девичьи пальцы. Бледные, хрупкие, почти прозрачные. А за ними и руки – тянутся… тянутся… и конца им не видно! Ни локтей, ни плеч – точно змеи белые ползут по полу!

– Это чего? – выпучил глаза Иван, обнажая Самосек.

Оборотень наморщил лоб, замялся, а потом резко вскочил на ноги и досадливо воскликнул:

– Шутовка!

А руки-то все длинней и длинней – на целую сажень вытянулись, и дальше тянутся! Ползут по полу, все ближе подбираются – не к Яромиру, к Ивану.

Княжич отступал все дальше, пока не уперся в стену – но бледные девичьи пальцы уже почти касались его ступней, цеплялись за голенища. Вот-вот за ноги схватят, потащат!

Секунду-другую Иван крепился, но хватило его ненадолго. Он дико заорал, замахнулся кладенцом и от души ударил. Кисти упали обрубленными, из-за двери послышался озлобленный дикий вой, обрубки со свистом отдернулись назад и исчезли.

В тот же миг дверь распахнулась, едва не свалившись с петель. Снаружи стояла рослая страшенная бабища – вусмерть бледная, мокрая насквозь, волосы длинные, всклокоченные, глаза выпученные, на губах гной запекшийся. Руки-обрубки вперед тянет, кровь с них каплет, пузырится.

– Отдай!.. – прошипело страшилище, не решаясь, однако, переступить порог. – Верни, что украл!..

– Ты что у нее взял, дурак?! – схватил Ивана за воротник Яромир. – Совсем умом рехнулся – у шутовки воровать?! Она ж всюду за своей покражей явится!

– Да не брал я у нее ничего! – возмущенно стряхнул руки оборотня княжич. – На кой черт мне ее мокрое добро?! Врет она все, стерлядь озерная!

– Гребень!.. – прошипела шутовка. – Гребень отдай!..

– Гребень?.. – смутился Иван, доставая гребешок, найденный на берегу. – Вот этот, что ли?..

– Тьфу, дурак! – ругнулся Яромир, выхватывая у него гребень. – А ну, пугани ее!

Иван с готовностью замахнулся на шутовку мечом – та отшатнулась, рассерженно шипя и брызгая слюной. Яромир вылетел с мельницы, едва не сбив шутовку плечом, промчался к берегу и с размаху швырнул гребень в воду.

– Забирай свое добро, шутовка, нам чужого не надо! – крикнул он.