Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — граф
— Быстрее! — поторопил нас Цюрка.
Я заверил торопливо:
— Доблестный герой, они ни за что не доберутся до заветного бочонка! Хозяева на тот случай, если вдруг кто сумеет подобрать ключ и тайком таскать вино, поместили дешевое вино в самые красивые бочки, а дорогие вина — в старые, потемневшие. А самое ценное… вы сейчас увидите!
Винный подвал не поражал размерами, у Валленштейна впятеро больше, зато бочки выглядят в самом деле как на выставке: новенькие, чистые, без паутины и плесени, выровненные как по линейке, на днище каждой нарисован номер, а также две-три буквы. Двое, вбежавшие первыми, выбили пробку из самой яркой, ликующе вопили и подставляли под красную струю баклажки.
Я повел дальше, дальше, бочки здесь уже старые, какие-то заброшенные, хотя вообще-то понятно, где выдержка будет больше, а в самом конце мы увидели нестандартный бочонок, как будто забытый еще прежним нашествием: весь черный от старости, покрытый паутиной.
Оба воина заворчали, Воломорд начал оглядываться на счастливцев, что пьют, как губки, я вскричал:
— Не спешите!.. Сперва попробуйте.
Я отыскал втулку с краном, умело вышиб пробку и тут же закупорил так плотно, что наружу не просачивалось ни капли. Цюрка первым подставил флягу, я открыл кран, из отверстия потекла тонкая струйка. Мы все разом жадно потянули ноздрями. Аромат ошеломляющий, сразу прочистилось в черепе, прибавилось сил, живости и даже вроде бы ума.
Я закрыл кран и протянул флягу Цюрке. Тот ухватил жадно, сделал глоток, глаза полезли на лоб, с трудом оторвал губы от горлышка и сказал хриплым голосом:
— Вино богов!
Воломорд торопливо совал свою флягу.
— Быстрее ты, черепаха!
Я наполнил и ее, мы некоторое время смотрели, как оба с жадностью хлещут драгоценное вино, наконец я предложил осторожно:
— Благородные герои, я могу доставить этот бочонок в ваши покои, чтобы здесь никто не наткнулся…
Цюрка оторвался от фляги, взгляд суровых глаз быстро пробежал по моему измученному лицу.
— Мне кажется, ты заслужил не один глоток этого вина. А потом иди к кузнецу…
Воломорд запротестовал:
— Ты чего? Такое вино этим свиньям?
Цюрка сказал благодушно:
— Да брось, Воломорд. Тоже мне, барон, ха-ха!.. Этот парень такой же, как и мы. Потому и попал в тюрьму. Иди, парень! Покоев у нас нет, лучше мы бочонок оставим здесь. Если кто остановит, скажи, что десятник Цюрка отпустил и что ты под моей защитой.
Воломорд пихнул меня в бок, я попятился, бормоча благодарности, призывал благословения на их головы, благоразумно не уточняя, чьи благословения, вдруг это сатанисты. Цюрка и Воломорд принялись наполнять фляги про запас, потом явно постараются бочонок еще и припрятать, а я выбрался из подвала и остановился, чувствуя холод во всем теле.
Замок взят, трупы защитников распластались в лужах крови. Ворота выбиты так страшно, словно в них угодил огромный метеорит. Даже камень стены, где были железные крюки, ощерился острыми обломками.
Луна еще в небе, быстро бледнеет, восточная половина неба уже посветлела. После темноты подземелья вообще светло, среди трупов я узнавал не только убитых воинов, но и челядинов, схватившихся за оружие. По двору бродят вооруженные люди, все хватались за мечи, завидев меня, но я вскидывал руки с железными браслетами, да еще нарочито звенел кольцами на ногах. Все разом успокаивались: освобожденный из темницы не может быть преданным сторонником захваченной в полон хозяйки.
Я указал на поставленную в центре двора виселицу и прокричал:
— Вот на ней хотели сегодня утром меня повесить!.. Спасибо, спасибо вам, доблестные освободители!
Из-за темной стены на крупном коне выметнулся рослый всадник. Завидев меня, придержал коня.
— А это еще кто?
Я указал на виселицу.
— Я тот, кто благодарен вам, как никто на свете!
Всадник оглянулся на виселицу. Жестокое лицо искривилось в свирепой усмешке.
— А, так это приготовлено для тебя, холоп? Вовремя мы прибыли, верно?
— Еще как верно, — ответил я с низким поклоном. — Отныне у вас нет более верного слуги!
— Надеюсь, — проворчал он с сомнением. — Служи верно, будешь вознагражден. Местные, дурачье, пробовали драться, пришлось их тоже уложить, хотя терпеть не могу тратить челядь. Сегодня прибудут из наших замков, но пока ты с уцелевшими бабами займись обустройством наших воинов.
Могучий, властный, он ронял слова медленно и веско, воины вокруг почтительно затихли и слушают с великим вниманием. Я наконец рассмотрел на его попоне герб Лангедоков — огненный медведь с топором в передних лапах — и стал вслушиваться и всматриваться особенно чутко.
Крупная фигура, массивная квадратная голова, огромные косматые брови, почти такие же огромные, как и усы, борода опускается скромным клином, сильно тронутые сединой волосы опускаются на плечи, закрывая шею от ударов. Круглый шлем плотно охватывает лоб, из-под него к переносице выскальзывают глубокие морщины, или, вернее, это от переносицы они поднимаются веером, глубокими трещинами рассекая лоб и прячась под широкий золотой обод.
Глаза графа Лангедока крупные, под ними огромные мешки, то ли от недосыпания, то ли барахлят почки. В любом случае придают ему вид крупного государственного деятеля. Нос тоже крупный, мясистый и, как у всех стариков, намного длиннее, чем был в молодости, нависает над усами.
Я засмотрелся на брови, в самом деле примечательные: как у филина, что торчат далеко в стороны, настолько волосы жесткие и длинные. Лангедок уже смотрел поверх моей головы, забыл о такой мелочи, конь понес его через пролом прямо в холл.
В холле Марманда и еще трое женщин замывают кровь, мраморные плиты весело и празднично блестят. На звон цепей Марманда вскинула голову, усталое лицо озарилось радостью.
— Дик!.. Ты все-таки выжил?.. Господи, как тебя изуродовали!..
— И не говори, — согласился я. — Какой дурак брякнул, что мужчин шрамы украшают?
Она быстро оглядела мои цепи.
— Поди, тяжело таскать? Пойдем в кузницу. Если Ипполит жив…
— То я сам ему вобью зубы в глотку, — сообщил я мрачно.
Она сказала торопливо:
— Не держи на него зла. Все считают, что это ты помог Касселю. Это сейчас видно, что ты ни при чем: сидел в подвале на цепи!
Дверь в кузницу распахнута, на пороге лежит вниз лицом парень с рассеченной головой, в руках тяжелый молот. Марманда осторожно переступила, я слышал, как она охнула. Не поворачиваясь ко мне, сказала скорбно:
— Все трое.
— А Ипполит?
— У него в руках меч.
— Дурень, — буркнул я зло. — С мечом еще и обращаться надо уметь…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});