Василий Кононюк - Жизнь взаймы

Но оснащать казаков за мой счет мы с атаманом не договаривались поэтому, вспомнив госзакупки, отнес шестнадцать самострелов и двадцать четыре готовых маскхалата, атаману, потребовав с него за все это богатство, двести восемь монет.

— Ты что, Богдан, сдурел совсем, столько монет с меня драть за свои халамиды?

— Так считай сам, батьку. Самострел по десять монет и халамида по две, вот и выходит. И не с тебя я их деру. Ты с казаков, кто их получит, эти монеты обратно вернешь.

— Так не захотят казаки брать…

— Так пускай лежа стрелу с лука пустят и без халамиды в степи заховаются, чтоб не нашел никто. Тогда могут и не брать. Ты им пока так дай, в долг, а с добычи монеты вернешь.

— Хитрый ты, Богдан, чисто жид на базаре, а не казак. Ладно, иди, получишь свои двести монет, как добычу осенью продадим.

И кто из нас спрашивается жид? А сформулировал как хитро, — "когда добычу осенью продадим", читай, — "после дождика в четверг". Почему двести, а не двести восемь? Почему с государства всегда так тяжко урвать монету? И ведь откат не предложишь, не та эпоха, не те люди. Не поймут, сразу веревку на шею и на гиляку в качестве наглядного пособия, — "что такое хорошо, а что такое плохо".

В результате такого хитрого маневра с амуницией удалось добиться того, что приписанные к засаде казаки самостоятельно овладели стрельбой из самострела, сами озаботились болтами, крюком и прочими необходимыми элементами. Со своим оружием каждый обходится не в пример заботливей, чем с колхозным. А прикрыться маскхалатом дело нехитрое, на месте мелочи поправим.

Весь следующий день после приезда на место засады, мы примерялись к будущей позиции. В результате многочисленных споров и дискуссий сложилась следующая диспозиция: Один наблюдатель на вершине ближнего холма. Тридцать восемь стрелков с двух сторон дороги, по девятнадцать с каждой стороны, на расстоянии пятнадцать-двадцать шагов от дороги. Двое лучников вынесенных на сто пятьдесят метров вперед и четверо назад от места засады, подстраховывают наличие переднего и заднего дозора у отряда противника, либо просто выбивают вырвавшихся вперед и отстающих. Двадцать пять всадников прячутся в балке, двое следят за остальными нашими лошадьми на месте основного лагеря. Распределив, таким образом, наши силы, атаман выбрал себе место наблюдателя на холме. Ему решать, кого бить, а кого пропускать. Для этого нужно видеть полную картину.

Ужинали мы на месте нашего основного лагеря, а вот спать нас атаман потащил в балку на месте засады. Дескать, татары ждать не будут, пока мы приедем, спрячемся, а потом обратно коней угоним. И он не ошибся. Костер на вежи, наблюдаемой с нашего холма, загорелся еще затемно. Вскоре он погас, значит, авангард татарский переправился перед рассветом и старается успеть за разъездами казаков потушить максимум сигнальных дымов, пока не рассвело. Мы как раз успели занять подготовленные позиции и тщательно замаскироваться, как появились первые отряды. Только начинало светать, а они успели тридцать километров от переправы до нашего холма преодолеть. Не даром говорят, волка ноги кормят.

Мы пропускали отряд за отрядом, ожидая команды нашего атамана, но отряды шли слишком плотно, времени на надежную эвакуацию, с его точки зрения не было. Мимо прошло не меньше полутысячи всадников, пока мы дождались окрика с вершины:

— Готовсь! Тридцать басурман! Дозоров нет!

Так для меня и осталось загадкой, то ли подбирал атаман отряд поменьше, то ли интервал между отрядами побольше. Время в бою и в ожидании боя течет по-разному.

Роли были расписаны заранее. В голове и в хвосте засады сидело по восемь лучников, четыре с каждой стороны. Соответственно они, самострелами, в первом залпе, захватывали четыре передних и четыре последних цели со своей стороны. С каждой стороны дороги, в центре, находилось по десятку моих парней, разбитых на две пятерки. Первая пятерка захватывала цели с пятой по девятую, считая с головы колоны, вторая пятерка, с девятой по пятую, считая с хвоста колоны.

Пересекаются ли множество целей второй пятерки, с множеством целей первой пятерки, этот, сугубо математический вопрос, никого не волновал. Лишнюю стрелу на супостата никто жалеть не собирался, тем более что бронебойные болты прекрасно достаются из трупа и пригодны к дальнейшему использованию после переклеивания оперения. Убеждался в этом уже неоднократно.

Себе зарезервировал место в самом центре, напротив посадил Андрея. Мы были свободными охотниками и выбирали цели сами, после первого залпа. Команду подавал атаман с холма, тем самым отвлекая противника на свой одинокий окрик. Мы договорились, что он крикнет — "Ахмет!". Во-первых, очень распространенное имя среди крымских татар, во-вторых, не несет никакой угрожающей информации. Мало ли какой знакомый может сидеть на холме в степи и захотеть перекинуться словом с Ахметом. Обычное дело.

Меня искренне обрадовало то, что все казаки поняли, когда атаман крикнет — "Ахмет", нужно стрелять, а не помогать атаману найти Ахмета. Опечалило, что они переоценили свои математические способности. Считать до четырех умели явно не все. А как согласно кивали головой, когда я им талдычил в кого они стрелы пускать должны. Обманули меня доверчивого…

Порадовали мои ребята, центр выкосили полностью. В ком застрял один болт, в ком два, но результат был стопроцентный. Из четверых задних с моей стороны один остался невредимым. Его нужно было выбить в первую очередь. Пока он с похвальной скоростью закрывал свою грудь щитом, я стрельнул ему в голову прикрытую шлемом. С моей пушки можно было стрелять куда угодно. Не убьет, так покалечит. Целил в лоб, а попал в лицо. То, что противник слетел с коня, меня совершенно не удивило. Меня в плечо эта дура толкала отдачей весьма ощутимо, несмотря на свой вес.

Самое трудное пришлось на долю конных казаков загонявших коней в балку и собиравших трупы. Это оказалось не таким простым делом и атаман, громким матом подгонял их, пугая приближающимся противником.

Как оказалось, он совершенно не преувеличивал. Едва все кони и люди скрылись в поросшей деревьями и кустарником балке, как из-за поворота показался следующий отряд. Сколько мы пролежали после этого, мне сказать трудно, но солнце начало ощутимо припекать.

— Больше сорока конных! Но за ними никого! Что делаем? — видно было, что атаману хочется потрепать этот отряд, тем более что зазор был непривычно велик, но смущала его численность.

— Бьем басурман! — дружно крикнули все.

Я промолчал. Теоретически, был принципиально против нападения на отряд, превышающий по численности количество стрелков в засаде. Война это не спортивное соревнование, к честной борьбе и к подвигам мы были не готовы. Но практически, как и всех, меня задрало лежать на этом поле. "Авось обойдется", — подумало большинство из нас…