Соколиные перья и зеркало Кощеевны (СИ) - Оксана Токарева
Ева в это время судорожно доставала смартфон. Увы, связь под землей отсутствовала.
— Чертолье, где мы сейчас находимся, вообще аномальная зона, — поддерживая мужа пояснила Маша. — Фактически граница миров.
— А еще тут всяких глушилок понатыкано! — с видом знатока добавила Ксюша, освещая фонариком тоннель.
Впрочем, на выходе, который Лева отыскал настолько уверенно, будто диггерством занимался, их ждал с машиной Велибор Яшин.
— Он очнулся, — предвидя вопросы улыбнулся Еве муж целительницы, отчего его помеченное шрамом лицо смягчилось и приобрело даже добродушное выражение. — И уже спрашивал о тебе.
Ева разрыдалась, не зная, как отблагодарить за добрые вести. Она запрещала себе об этом думать, но страх того, что Филипп просто потеряет память и не узнает ее, преследовал с самого начала мытарств.
Путь до клиники, занявший не более десяти минут, показался вечностью. Ева хотела сразу бежать в палату. Встретившая их внизу Даждьроса едва убедила ее в необходимости принять душ и переодеться, хотя бы из уважения к правилам санитарии и гигиены. Да и легенду о путешествии в Наукоград не стоило разоблачать.
— Я сказала вашим с Филиппом родным, что лекарство, сделанное из твоих стволовых клеток, привезли накануне курьером, и сегодня оно подействовало, — предупредила Даждьроса. — Впрочем, отец твой все равно знает правду, а что до остальных, то пускай верят, во что хотят. Но ты их все-таки лучше сразу не пугай.
Ева глянула на себя в зеркало и едва сумела узнать, точно мороки, которые на нее наложили Таисия, Водяной и Белая Волчица продолжали действовать и в этом мире. Как же хорошо, что путь до клиники они проделали на машине. В противном случае их бы задержала милиция как бомжей. Впрочем, стоило ли удивляться. Конечно, в волчьей пещере она искупалась в горячей купели. Но после этого пробиралась мимо застав, пластаясь по земле и чавкая в болотной жиже. Да и в тереме с утра до ночи возилась с грязью и пылью, едва успевая толком умыться.
Горячая вода, мыло и шампунь свое дело сделали. На щеках даже какой-то румянец появился, а синяки под глазами мама списала на переживания и на волосы внимания, кажется, не обратила. Впрочем, и маму, и остальных Ева воспринимала почти отстраненно. Под кожей словно бежала ртуть. Ноги не гнулись, руки тряслись. Хорошо, что кто-то из сопровождающих открыл дверь в палату, и Ева, забывая себя, утонула во взгляде карих соколиных очей.
После приключений в тереме Карины, путешествия на спине мамонта и полета огненного сокола ей было немного странно и даже больно видеть Филиппа, простертого на больничной койке в повязках и с рукой, закованной в жесткий каркас. Как он побледнел и осунулся. Кажется, к концу пути через лес он выглядел лучше. С другой стороны, почти ежедневные истязания, которые бедный пленник переживал в заточении, не могли пройти бесследно, да и колоссальный выброс энергии во время противостояния с выходцами из Нави наверняка забрал у сокола немало сил. Впрочем, неважно. Они справятся. Главное, что взгляд Филиппа приобрел осознанность, и в нем красноречиво читались обожание и бесконечная нежность.
— Ева, любимая! Ты вернулась!
Кто-то из родных или персонала успел подставить стул и подать руку. Иначе Ева бы осела прямо на пол, рыдая в голос или просто голося дурниной. Неимоверным усилием она все-таки сдержалась, наклонившись навстречу выпростанной из-под одеяла здоровой руке. Филипп притянул ее к себе, отыскивая губы и не думая стесняться родных. Этот поцелуй, почти повторявший тот первый в узилище, помимо соли имел отчетливый привкус лекарств.
— Мне сказали, что ты летала в Наукоград, чтобы принять участие в создании экспериментального лекарства, которое вернуло меня с того света.
Голос Филиппа пока плохо слушался. Приходилось растягивать слоги, делая лишние ударения и отдыхая после каждого слова.
Ева кивнула. Пусть пока верит в то, что говорят родные. Пожалуй, даже хорошо, что он забыл все ужасы, которые его заставила претерпеть безжалостная Карина. Главное, он снова рядом, вернулся, победил всех чудовищ в трех мирах. А славы избавительницы ей не надо. И так Дарья Ильинична смотрит на нее, как на святую.
— А я такой странный сон о тебе видел, — продолжал Филипп, завладев Евиной рукой. — Мы выбирались из подвала, потом ехали через лес на мамонте.
— Ну надо же! — решила подыграть Ева, чувствуя, что еще немного и сердце у нее, как у пушкинской царицы, просто разорвется от восхищения.
Хотя вроде бы от радости не умирают. Да и вообще, наверное, это неправильно, что она тут сидит, как барыня. Может быть, Филипп проголодался или ему еще что-нибудь нужно. Он же пока даже голову от подушки толком не может поднять. Но так не хотелось отпускать его руку, пусть не такую теплую, как прежде, но живую, готовую ласкать.
В это время в палату в сопровождении Ксюши вошли задержавшиеся внизу Лева и Маша, и на лицо Филипа вернулось озабоченное, почти страдальческое выражение, какое Ева у него помнила со времени разговоров о шаманской болезни. Он узнал кудесника и его жену-Жар-птицу, вместе с которой впервые осознанно поднялся в небо, обретя огненные крылья и ощутив всю их мощь.
— Так это был не сон! — проговорил он, пытаясь подняться.
Ева и подошедший Лева ему не позволили, уложили обратно. Даждьроса предупредила, что ему еще рано совершать резкие движения, если он хочет, чтобы восстановление прошло без осложнений.
— Ты был крут, приятель! — улыбнулся Лева. — Но тебе еще надо свою силу подчинить.
— Отдыхай, брат! — по-сестрински чмокнула Филиппа в щеку Маша. — Небеса немного подождут.
Их вскоре увела Даждьроса, которая что-то выговаривала Леве по поводу небрежения здоровьем. Похоже, после столкновения со Скипером ему требовалось лечение более серьезное, нежели вода из одолень-ключа.
Филипп проникновенно глянул на Еву, будто только увидел. Провел по исцарапанной щеке, поднес к губам ободранные руки с обломанными ногтями, покрывая поцелуями каждую царапину.
— Как же ты решилась проделать такой опасный путь? — со смесью ужаса и восхищения спросил он.
— Ну я же не могла отдать тебя Нави, — наклонилась к нему Ева, запечатлевая на губах поцелуй.
Когда к Филиппу пришли медики, чтобы взять анализы и провести какие-то необходимые процедуры, к Еве подошел отец.
— Ну и перепугались мы, когда эта кикимора тебя раскрыла! — проговорил он, безошибочно отыскивая в волосах неровно обрезанные пряди. — Но ты молодец! Быстро сумела ее приструнить. Я тобой горжусь!
— Так вы все видели? — не поверила своим ушам Ева.
— Только вмешаться не могли, — кивнул отец. — У Даждьросы есть такое особое зеркало.
