Михаил Белозеров - Нашествие арабуру

— Генерал покинул нас, — констатировал учитель Акинобу. — Чем вы его напугали?

— Вот… — Натабура вытянул ладонь, на которой лежал злополучный ежик. В его иголках вспыхивали голубые искры.

— Хитрецы, — весело и одновременно с укоризной сказал учитель Акинобу. — Вам бы в императорских советниках ходить.

— Конечно, — дипломатично согласился Натабура. — Только я ничего не пойму.

— А что понимать, — как в разговоре с неразумными детьми, вздохнул учитель Акинобу. — Чего понимать-то? Ежик это! Ежик!

— Ну и?.. — осмелился проявить туповатость Натабура.

— Ежик — эта такая штука… которая…

— Ну да… — неназойливо подсказал Натабура.

— Подожди, ты меня не сбивай, — оборвал его учитель Акинобу, и глаза его под сердито нахмуренными бровями насмешливо блеснули. — Это то, что описано у…

— Точно! — вспомнил Натабура. — У Платона!

— Да! — согласился учитель Акинобу. — Атлантида! Энергия в чистом виде. Говорят, что из иголок брызжут искры и всех, всех, всех убивают. Только таких штук нужно как минимум три.

— Так что он тогда испугался? — кивнул на кусты Натабура.

— А он не знал, — не удержался и хихикнул учитель Акинобу, — генералы, они все такие.

— Отдай! — потребовал Язаки. — Я еще две штуки найду, и мы им покажем, — он многозначительно посмотрел в сторону столицы, откуда громыхало.

— Да, спрячьте, — согласился учитель Акинобу. — Пригодится. Ты с огненным катана разобрался? — спросил он у Натабуры.

— Нет еще, сэйса.

— Ну так разберись. Это пока нужнее. А ежик — штука бесполезная, если она одна.

— Ладно, — согласился Натабура.

— Нет, не ладно.

И Натабура понял, что сейчас ему будет преподан урок логики.

— Я утверждаю, что сказанное мной — ложно!

— Нет, так не может быть, — не согласился Натабура.

— Ну хорошо. Тогда получается, что если я сказал истину, то она все равно ложна.

— Ложна, — согласился Натабура.

— А если она ложна, то согласно смыслу моей фразы, что она не ложна, и в силу вступает закон исключающего третьего, то есть она истинна.

— Да, сэйса, — кивнул Натабура, сбитый с толку.

— А это значит, что мое высказывание о ежике может быть одновременно ложно и не ложно.

— Здорово, сэйса! — согласился Натабура.

— Ну идите, — Акинобу остался довольным.

Они вернулись к костру и стали вертеть в руках мшаго. Тяжелая была вещица. По объему небольшая, но тяжелая — даже для веера. Правильно, подумал Натабура. Рукоять и должна быть тяжелой, ведь луч ничего не весит. Таким мечом не особенно и порубаешь — руку вывихнешь, а тяжелая рукоять уравновешивает. Но все равно получается, что мшаго не сбалансирован. Как же им драться? Одно дело распороть брюхо иканобори, а другое дело помериться силой с арабуру, тоже вооруженным мшаго.

— Ты вот эту штуку крутани, — посоветовал Язаки.

Штукой он назвал то, что в рукояти катана именовалось касирой. Натабура покрутил ее. Касира три раза щелкнула, но ничего не произошло. Зато, там где должен быть клин мэкуги, наличествовала кнопка. Натабура нажал на нее, и произошло следующее: веер мгновенно свернулся, а вместо него из рукояти выскочил луч, но не бордовый, а чисто белый. Мшаго тихо загудел, казалось, он ищет противника, в которого можно впиться и выпустить кишки.

— Хоп!.. — с восторгом воскликнул Натабура.

Язаки, выпучив глаза, произнес:

— Ух, ты-ы-ы…

Натабура покрутил касира — цвет луча поменялся на желтый, затем стал бордовым.

— Понял? — спросил Натабура, ничего не поняв.

— Понять-то я понял, — чуть-чуть оторопело, согласился Язаки, — но зачем три цвета?

— Не знаю, — честно ответил Натабура.

Он так же, как и Язаки, испытывал почти детский восторг. С Язаки не надо было хитрить. Язаки был просто другом. Он был ясен, как яблоко на ладони, немного с фанфаронством, с бахвальством. Ну иногда врал от восторга, но без злого умысла, по-мальчишечьи глуповато, а в общем-то, безобидно, просто от избытка молодости.

— Это для того, чтобы с разными противниками драться, — показав один глаз из-под дерюги, объяснил Баттусай. — Бордовый — он против железа, а самый светлый и человека запросто возьмет.

— Откуда ты знаешь? — живо сверкнул глазами Язаки.

— Видел… — проворчал Баттусай, переворачиваясь на бок.

Ну не нравился ему Язаки, не нравился. Больше его ничего не интересовало. Он знал, что Натабура и учитель Акинобу все сделают правильно и что можно спокойно спать до самого рассвета.

Утро наступило как всегда росистое и холодное. Натабура проснулся оттого, что Афра положил ему морду на грудь — мол, вставай, хватит валяться. Еще не открыв глаз, Натабура почесал пса за ухом, и у того внутри что-то ожило и запело.

На все лады звенели комары, паутина меж кустов сверкала каплями влаги. Солнце вставало прямо из-за травы и сквозь туман казалось желтым мохнатым шаром.

Натабура легко поднялся и потянулся. Оказывается, все уже собрались: Язаки был бы не Язаки, если бы не крутился возле умирающего костра, где пахло жареной рыбой, и даже генерал Го-Тоба сменил доспехи на ветхое кимоно деда Митиёри.

— Нет, так не пойдет, — сказал Акинобу. — Меч придется оставить. Возьмите только танто[45]. Да и то не советую.

— Почему?

— В нашем положении самая бесполезная штука, как зубочистка для слона.

— Без меча я не могу! — уперся генерал Го-Тоба, наклонив вперед седую голову и глядя на Акинобу исподлобья.

Акинобу только пожал плечами, говоря всем видом, что генералу придется подчиниться, ибо в лучшем случае он дойдет до первого поста арабуру и всех подведет.

— Стоит ли объяснять, какое у них оружие? — учитель Акинобу невольно мотнул головой в сторону Киото, где обосновались иноземцы, а еще он поднял палец вверх, тем самым призывая генерала одуматься.

Генерал Го-Тоба воинственно выпятил грудь.

— Еще никто! Слышите! Никто не смел усомниться в моей силе, — он нарочно звякнул мечом.

Идиот! — подумал Натабура и не стал дожидаться, чем кончится спор, а пошел к реке умыться. Генерал нарывался. А так и будет. Он не знал божественный смысл, который пытался объяснить ему Акинобу. Ему еще повезло, что учитель Акинобу терпелив, как Будда. Акинобу пришлось прибегнуть к словам, иначе бы все кончилось плачевно. Куда он денется? — хмыкнул Натабура, зная нрав учителя. Несомненно одно, генерал не имел понятия о дзэн, а руководствовался умозрительностью — не самое лучшее свойство ума в нашем опасном деле.

Арабуру выдали яркие перья, которые колыхались над тростником по ту сторону реки. Отсюда хорошо было слышно, как пререкается упрямый генерал и как звякает его меч. Должно быть, арабуру соображали, что к чему, перед тем как что-либо предпринять.