Вера Космолинская - Город Сумерек

— Мы не знаем другой жизни, — ответил я через силу.

— Может быть, уже поздно, — сказала призрачная и такая живая женщина. — Но вы должны проснуться. Проснуться, когда ты мертв — ужасно. Но проснуться, когда ты жив — это единственное, что стоит жизни. Верните жизнь этому миру. Вы должны, поэтому вы видите сны — вы должны вернуть то, что вам снится, это в вашей крови, вы должны были помнить, всегда помнить.

— Но как?! — спросил я.

— Рен оставил книги…

— Я читал их, — сказал я. — То, что от них осталось. Но в них ничего нет, не больше, чем в моих снах — мир родился в огне, и в огне же чуть не погиб. Но погибнет он тогда, когда придут тьма и холод. Весь наш мир таков, как в конце этой книги, и ничего больше.

Глаза Фаенны Альтерн наполнились слезами.

— В каждом Доме, и в Алмазной Башне должны были хранить эти книги — о том, как была создана Алмазная Башня, и Дома — они хранят заклятия, останавливающие лучи солнца, все сжигающие на своем пути. Но так не должно было быть вечно. Солнце должно было вернуться, когда пройдет опасность.

— Какое солнце? — спросил я.

— Сжигавшее землю, — сказала Фаенна Альтерн, — и дарящее жизнь. Башня и Дома не должны были стоять вечно. Их нужно было разрушить через тысячу лет. Их нужно было разрушить, как только начинал меркнуть свет, как только мир начинал становиться бесцветным. Их нужно разрушить, чтобы попытаться спасти то, что еще можно спасти.

— Но как?.. — повторил я.

И мир вокруг меня, если это был именно мир, взорвался цветными сполохами.

— Ты вспомнишь, — прошелестел ставший снова бесплотным голос. — Теперь вспомнишь!..

4

— Нет!!! — Я в бешенстве и страхе ударил каменную плиту обеими руками. Я был в могиле, а плита нависала надо мной, и сквозь нее, через полупрозрачный мрамор шло слабое бледное свечение, в котором я видел свои руки — они были руками скелета. С нами же не бывает такого!.. Я снова ударил плиту, отталкивая, и мир перевернулся. Теперь я стоял над плитой, тяжело опираясь о нее, а мир все еще сыпался вокруг бледными гаснущими клочками тающего тумана. — И это все, чего она хотела?! Покоя?!

Фаенна, стоявшая по другую сторону каменной плиты, изумленно смотрела на меня.

— Что случилось?

— Она ушла, исчезла! Я был нужен ей только затем, чтобы она снова могла умереть! Вобрав каплю подобной ей, еще живой крови. Вот зачем ей нужна была кровь Альтернов!

С каким-то ненавидящим презрением я оттолкнулся от плиты, и рухнул на шевелящийся, извивающийся рассыпающимися змеями «живой» песок. Лучше бы я этого не делал. Во мне почти не осталось сил, и я содрогаясь почувствовал, как песок расползается подо мной, будто сам вырывая мне яму, затягивая поглубже, прочь от поверхности. Спасла меня подбежавшая Фаенна. Каким-то образом она легко вытянула меня из песка — а может, мне только показалось, что он так усердствовал, утаскивая меня в импровизированную могилу, и оттащила подальше от камня.

— Что происходит, Морион? Что она тебе сказала?

Я перевел дух и внезапно почувствовал себя лучше, силы возвращались с каждым вздохом. А может, в этом было повинно живое прикосновение Фаенны, настоящей, пусть и лишенной ненужных красок и призрачного тепла. Сев поудобнее, я глянул на нее с тревогой, уж не принялся ли я сам вытягивать из нее жизнь. Но Фаенна выглядела по-прежнему бодрой и сильной. Может быть, возвращение в мир живых все еще было для меня закономерностью.

— Что она сказала тебе? — ее голос всего лишь выражал беспокойство.

— Она пропала, — вздохнул я. — Просто сказала мне, что я должен все вспомнить, и — пропала, развеялась, освободилась от всего, что ее здесь держало. Ей, как будто, было жаль нас, но она не пожелала даже ничего объяснить ради этой жалости. Поспешила исчезнуть, только вздохнув над нашей судьбой. Если мы сами не справимся, значит, это только наша беда.

Фаенна покачала головой.

— Не говори так. Ты несправедлив.

Меня вдруг снова охватила дрожь. Но через мгновение я понял, что дрожу не я, а земля. Вокруг поднялся странный гул, должно быть, земная дрожь отдавалась в гигантских валунах, и этот рев нарастал. Мы услышали отчаянное ржание, и Фаенна встрепенулась с досадливым восклицанием.

— Наши лошади! Они вышли из круга!..

— Вот видишь. — Теперь, когда земля тряслась, мне неожиданно легко удалось подняться на ноги. — Ее здесь больше нет. Она больше не хранит это место.

Колебания земли, воздуха, всего мира усилились и, повинуясь общему острому напряжению, я извлек из ножен меч, показавшийся в темноте маленькой прирученной молнией.

— Что?.. — удивленно проговорила Фаенна, и в следующее мгновение сама схватилась за рукоять меча, услышав, как конское ржание вдалеке перешло в душераздирающий визг, какое-то скопление черных теней накрыло их и теперь будто рвало на части. Ветер за пределами огромных арок забурлил, заклубился, пронизываемый ослепительными зигзагами молний, сопровождавшихся несмолкаемым раскатистым рычаньем грома.

— Скорее… — сказал я и, будто зная, что делаю, схватил Фаенну за руку и бросился назад, к плоскому камню, в инстинктивной уверенности, что именно там — самое безопасное место. Только что я стремился оказаться от него подальше, а теперь резво вскочил на него, и помог забраться наверх Фаенне.

— Что ты делаешь? — вопросила она.

Я и сам этого не знал. Или, по крайней мере, думал, что не знал.

— Буря скоро будет здесь, — сказал я. Но отчего я был уверен, что на камне будет безопасней?

Вскоре я это понял — песок вокруг заходил волнами, но камень был надежно недвижим. Я ведь знал, что нельзя доверять это песку… и этой траве.

— Смотри! — обеспокоено воскликнула Фаенна, указывая своим светящимся клинком вперед. Качающаяся, посверкивающая под вспышками молний трава принялась скручиваться сама собой в толстые жгуты, принимающиеся извиваться как змеи. И или нам мерещилось, или они устремились к нашему кругу. Но сперва кувыркающийся сгусток черноты спикировал на нас сверху — это была птица, но птица, место которой только в кошмаре — из ее шеи росли когтистые мощные лапы, а брюхо разверзлось в широкую пасть, усеянную острыми длинными зубами. Меж сверкнувших челюстей выскользнул длинный как хобот язык, щелкающий крупным твердым клювом.

Я встретил тварь ударом меча, легко рассекшим ее надвое. Испустив пронзительный скрипящий вопль, распавшаяся на половинки «птица», в следующее мгновение рассыпалась каменной крошкой. Но сверху на нас уже падала другая. Лицо Фаенны было перекошено от омерзения. Она разрубила вторую тварь, а я уже поджидал третью.