Артем Болотин - Мечта на обломках

Я скрестил руки на груди, и туманные лианы, стянувшись с окраин Арены, и тонкими струйками сплелись в толстый щит передо мной. Копье со свистом вгрызлось в его овал и распалось вместе с ним.

Первый ход был сделан, и туман возвращался на свое место.

Пришел мой черед испытать противника.

Негромко зашипев, собирая волю в кулак, я поднял руку вверх, затем присев на одно колено с огромной силой ударил кулаком в землю. Тотчас от меня метнулась волна вырывающихся из-под земли шипов. Коберкович вначале растерялся, но в последнюю секунду, когда казалось, что шипы вот-вот настигнут, его плащ раскрылся подобно черным крыльям, и Коберкович поднялся в воздух.

Черная дорожка медленно исчезала, и едва скрылся последний шип, мой враг спустился на землю.

Как же забавно ощущать себя в роли не творца-созидателя, а самого обыкновенного разрушителя, который, не задумываясь, тратит свои силы на битву, разрушение, свое собственное удовлетворение, и жажду быть первым любой ценой. Когда тебя не волнует, сколько еще сил осталось, и то, на что ты их потратишь, ты просто сражаешься, отдаваясь битве полностью. Еще раньше, совсем недавно, я считал, что это отвратительно, но как же до смешного быстро изменилось мое мнение сейчас…

Тем не менее, дуэль продолжалась.

Мой противник издал глубокий гортанный возглас, и, вознеся свою мольбу к небу, принялся "выдергивать" из туч редкие сверкающие молнии, словно бы невидимой гигантской рукой. Он собирал их вместе, как колоски в один сноп, готовя к ужасной силы удару. Однако я сообразил, к чему идет дело, и заведомо принялся сплетать мощный щит-зеркало, дабы не только защитить себя, но и попытаться сразить противника его же силами. Тем временем, молниевый колодец над моей головой разросся и, ревя, словно живой дергался в приступах ярости, пытаясь порвать невидимые оковы и выплеснуть свой гнев на жалкого человека, и едва Коберкович убрал свою хватку, я тотчас развернул свое защитное "заклятие". Ревущий сноп, точно разъяренный пес сорвавшийся с цепи метнулся вниз, врезался в черную гладь зеркала и словно бы с жалким воем отскочил от него, разлетаясь во все стороны сотнями голубых искр. Они веером пронеслись над Ареной, срезая каменные шпили точно нож масло, въедались в блестящий камень пола, а одна с диким визгом ударила в грудь моему противнику. Коберкович с тихим стоном отлетел к каменной стене, ударился об нее и сполз на землю. По его чешуйчатому панцирю пробежали мелкие искорки и угасли.

Но жизнь, ровно как и сознание не покинули моего противника.

— Ты проиграл, — сказал я, сделав шаг вперед.

Коберкович скорчил гримасу.

— Черта с два!

В эту секунду он стянул с окраин Арены туман на половину с мраком, и исчез в его клубах.

— Нет! — выкрикнул я, бросившись следом. Но противника уже не было.

Хитер, хитер. Ничего не скажешь. Но, если он не может никуда перемещаться, кроме храма, то он именно там. Все-таки оставил себе лазейку…

Я тот час попытался соткать себе портал, и с удивлением понял, что мне это удалось.

Врал! Все ведь врал, гад!

Меня выбросило прямо в храмовый зал, немного позади Коберковича. Он явно торопился, и хромая направлялся к каменному алтарю.

Чего он добивается? Ведь проиграл же! Мир отвергнет его! У него не больше рукописи… только если он не создал новой!

Я бросил взгляд на алтарь и увидел небольшой черный дневник в мертвенных лунных лучах. Ах, так, значит.

Я соткал небольшой шар из тумана и послал его вдогонку Коберковичу. Черный снаряд настиг его примерно на полпути, и, ударив в спину, свалил с ног. В это время я перескочил через черную ограду и помчался что есть сил к алтарю.

Я оказался рядом уже через несколько секунд, и, схватив дневник, посмотрел на своего противника.

— Прости, — сказал я, и разорвал токую тетрадь.

Коберкович приподнялся с тихим стоном, и, скривившись от боли, и, опершись спиной об ограду, сел на полу.

— Вот и все, — сказал он. — Дописана последняя летопись. Прямо как в книгах — старых богов свергли, и на их место взошли новые. Какая ирония…

Я подошел и сел рядом, не опасаясь быть задушенным, или сраженным ударом предательского кинжала.

— И что теперь будет? — спросил я.

— Ты останешься, — сказал Коберкович, и после минутного молчания добавил, — Но ненадолго.

— Почему? — изумился я.

Коберкович повернулся и посмотрел в глаза.

— Потому, что ты изменился, — он запнулся. — Так же, как и я, в свое время. Ты больше не прежний, ранимый мечтатель, ты теперь бог, но на маленькую, совсем, совсем маленькую вечность. Ты сразился за свое право ВЛАСТВОВАТЬ, а не за любовь и счастье.

И теперь тебя ждут долгие годы упадка, страданий, а в самом конце, твоим убежищем так же станет этот Храм. Храм Заката. Тебе останется только дождаться, когда появится кто-нибудь, кто тебя свергнет, освободив от твоего бремени.

— Неужели это участь всех…

— Думаю да.

Я замолчал, хоть в глубине души чувствовал ответ на только что родившийся вопрос. Однако все мое существо отвергало его, боролось, не желая поддаваться порыву отчаяния. И банальный вопрос снова сорвался с моих губ:

— Ну почему же так?! Почему?!

— Да потому, что не создан человек, чтобы властвовать Миром грез. Он просто не может, жить, полностью посвятив себя другим, даруя им то, чего они хотят, к чему стремятся в душе, и при этом оставаться равным им. Не выделяясь и не возводя себя в ранг бога. А потому, и гибнет мир, раз за разом, как и его владыка. На чем ты строишь свой мир, то его и губит. Прощай. — Сказал Коберкович, и растворился в воздухе.

А я остался наедине… с мечтой на обломках.