Генри Каттнер - Темный мир

Верхняя запись, убившая мою память. Мою индивидуальность и мои воспоминания.

Замок — каким образом мне стало известно, что это замок? — являлся лабиринтом. Дважды мне довелось проходить мимо воинов-стражников, в чьих глазах застыл животный страх, усиливавшийся, казалось, при моем появлении.

Я шагал — ноги сами несли меня — по каменным плитам и в конце концов добрался до светло-янтарной залы с фонтаном в середине. Дуновение легкого ветерка коснулось моей щеки, сигнализируя о наличии поблизости открытого пространства. В конце залы я обнаружил выход в виде арки, орнаментированный по периметру переплетающимися экзотическими ветвями с крупными листьями.

Я прошел под аркой. И оказался в саду, огражденном высокими стенами. В саду невиданных цветов и причудливых деревьев.

На фоне черной земли цветы казались драгоценными камнями. Рубины и аметисты, прозрачные и молочно-белые, серебряные, золотые, изумрудные, сливавшиеся в роскошные ковры, они казались наделенными жизнью. Да и деревья казались живыми.

Искривленные и шероховатые, деревья высились могучими дубами; их толстые сучья и упругие ветви скрывались под зеленым покровом листьев.

Деревья распрямились в ожидании, зеленый занавес зашевелился, и в этом движении я почувствовал угрозу.

А затем черные сучья заколебались и медленно потянулись в мою сторону…

И тут же расслабились, застыв в неподвижности. Они узнали меня!

Над этим лютым садом темный небосвод резко контрастировал со сверкающим на нем оком дневного светила.

Деревья вновь зашевелились.

Смутное беспокойство завладело мною и зелеными кущами. Змееподобная ветвь изогнулась и быстро выпрямилась — нанесла удар и вновь приготовилась для очередного удара.

В том месте, где движение ветвей было наиболее интенсивным, я заметил фигуру человека, бегущего зигзагами, кидающегося из стороны в стороны, уворачивающегося от страшных ударов гибких ветвей ожившего леса-сторожа.

Человек в плотно обтягивающем его одеянии бежал в мою сторону.

Его суровое волевое лицо горело от возбуждения, такое выражение появляется обычно на лице одержавшего победу. В руках бегуна не было никакого оружия, только к поясу была пристегнута кобура пистолета или нечто в этом же роде.

— Эдвард! — окликнул он меня приглушенным голосом. — Эдвард Бонд!

Я узнал его. Не его именно, конечно. Но мне уже доводилось смотреть вслед убегающим, облаченным во все коричневое человеческим фигурам, и представший предо мною был одним из их племени.

Ненависть, которую я час назад испытал в присутствии Матолча, вновь окатила меня от одного вида этого человека.

Враг! Бунтарь! Представитель тех, кто использовал волшебство, чтобы погубить лорда Ганелона!

Я почувствовал, как волна гнева залила краской мое лицо, как закипевшая кровь застучала в висках с необычной, яростной силой. Мое тело напряглось, приняв позу Ганелона: плечи назад, грудь выставлена вперед, презрительная улыбка на губах, высоко поднятым подбородок. Я вслушивался, как моя гортань сыплет проклятиями, пользуясь словарным запасом языка, который я не знал вовсе. Бегун отступил назад, недоверчиво оглядывая меня. Рука его потянулась к кобуре.

— Ганелон? — произнес он с едва заметной заминкой, пытаясь перехватить мой взгляд. — Кто же ты: Эдвард Бонд или лорд Ганелон?

Ведьма в алом

Правой рукой я все еще сжимал шпагу. Моим ответом послужил молниеносный выпад, но для способного избегать хлестких ветвей живого дерева мой выпад оказался не опасным. Уклонившись, бегун окинул меня грозным взглядом и извлек из кобуры свое оружие. Перед этим он оглянулся назад, я проследил за его взглядом и увидел другую фигуру, на этот раз в зеленом одеянии, скользящую между взбесившихся деревьев. Она была меньше ростом и изящнее, — девушка в тунике цвета земли и сочной зелени. Ее черные распущенные волосы ниспадали до плеч. Выбравшись на свободное пространство, она перевела дыхание и обратила в мою сторону искаженное ненавистью лицо.

Человек, представший предо мною первым, поднял руку повелительным жестом.

— Даже если ты Ганелон, ты должен помнить Эдварда Бонда! Он был с нами, он верил в нас! Выслушай меня, пока не поздно. Арле сможет убедить тебя, Эдвард. Торопись к Арле. Даже если ты Ганелон, позволь мне сопроводить тебя к Арле!

— Все бесполезно, Эрту! — произнесла девушка. Она боролась с крайним из деревьев, чьи ветви обхватили ее и пытались притянуть к стволу. Ни Эрту, ни его подруга не старались уже говорить шепотом. Они кричали, как будто не знали, что на вызванный ими шум сюда устремятся стражники, а ведь я хотел убить их сам, никому не предоставляя право на такое удовольствие. Я жаждал крови, я желал лицезреть своих врагов поверженными, и в тот момент имя Эдварда Бонда ничего мне не говорило.

— Убей его, Эрту! — вскричала девушка. — Убей его или предоставь это мне! Я знаю Ганелона!

Я вгляделся в ее лицо и крепче сжал эфес своей шпаги. Несомненно, она говорила правду, — она знала Ганелона и у нее были веские причины ненавидеть его. Я видел это лицо раньше, искаженное отвращением и отчаянием. Я не помнил, где, когда и при каких обстоятельствах мне приходилось встречаться с этой девушкой, но, несомненно, в забытом мною прошлом наши пути пересекались.

Повинуясь приказу, Эрту с явной неохотой наводил на меня свое оружие. Я понимал его состояние: трудно целить в человека, некогда бывшего твоим другом. Я торжествующе рассмеялся и сделал очередной выпад, — шпага со свистом рассекла воздух. На этот раз Эрту не выказал былого проворства, и моей шпаге удалось-таки испить его крови. Отпрянув назад с опозданием, Эрту поднял свое оружие, — черное дуло смотрело мне в переносицу.

— Не вынуждай меня совершить непоправимое, — процедил он сквозь сжатые зубы. — Это пройдет. Еще вчера ты был Эдвардом Бондом — ты станешь им вновь. Зачем ты вынуждаешь меня нажать на курок, Ганелон?

Я поднял шпагу. Все плыло передо мною, как в тумане, красная пелена ярости застлала мой мозг. Все мое существо переполнилось беспричинным торжеством. Мысленным взором видел я фонтан крови, хлынувшей из его разорванной аорты, лишь только острие моей шпаги достигнет цели.

Я изготовился для нанесения последнего, решающего удара!

И вдруг шпага ожила в моих руках. Она дернулась и задрожала, пытаясь вырваться из моей ладони.

Невозможно это передать словами, но мой удар возвратился ко мне же. Вся энергия, которая должна была повергнуть противника на землю, прокатилась по клинку, по моей руке, по всему моему телу. Острая боль и изумление: мне показалось, что сад завертелся вокруг меня. Земля встала дыбом, обрушившись на мои колени.