Пол Андерсон - Сага о Хрольфе Жердинке

Двор вождя был окружен другими постройками, в том числе хижинами слуг, хлевами и мастерскими. Главная палата и службы, окруженные частоколом, образовывали что-то вроде маленького городка, по которому туда и сюда сновали мужчины, женщины, дети, бродила скотина, и все было полно болтовней, песнями, криками, звоном кузницы, шумом в пекарне и поварне, играми, плачем, смехом и всеми теми звуками, которые раздаются там, где живут люди.

В такой усадьбе, кроме ее хозяина, хозяйки и их детей, жили дружинники, принадлежащие к роду вождя, землепашцы, ремесленники, наемники, рабы, а кроме того, естественно, всякий пришлый люд. Заходили окрестные люди: купить или продать, поболтать или обсудить важные дела. Заезжали гости, приглашенные издалека на свадьбу или Йоль.[3] Останавливались мимоидущие странники. Такой бродяга, то ли обнищавший, то ли нищий с рождения, всегда мог рассчитывать на кусок хлеба и место на сеновале ради доброго имени владельца усадьбы, а равно и ради вестей из далеких краев.

Именно такой и была усадьба, в которую отправились Хроар и Хельги. Вифиль дал им вволю припасов на дорогу, а пили они из то и дело встречавшихся ручьев. Но все же это был трудный и опасный путь. Недаром кроме пищи Вифиль снабдил их двумя плащами с капюшонами и подробными наставлениями.

Никто не обратил внимания на мальчиков в усадьбе Сэвиля, когда они добрели до нее и попросились переночевать. В тот год было немало бродяг из числа тех, кого дружинники Фроди повыгнали из дому, забирая себе в награду их наделы. Мальчики забились в самый темный угол, а с утра остались в усадьбе, помогая кормить коров и чистить хлева. Они хорошо помнили слова, что не раз повторял им Вифиль:

— Придет ваше время! Сперва подрастите, потом отомстите!

Через неделю старший пастух сказал, что ежели они хотят и дальше оставаться в усадьбе, то надо просить об этом самого ярла. В тот же вечер мальчики, дождавшись, когда ярл выпьет несколько рогов пива и придет в доброе расположение духа, подошли к нему. Они поплотней закутались в плащи, а капюшоны надвинули на глаза. В неверном свете костра ни Сэвиль, ни их вечно хлопочущая по хозяйству сестра Сигню не признали мальчиков. Да и немудрено, ведь им не доводилось видеть братьев с тех пор, как Регин взял их к себе. Так что ярл пожал плечами и сказал:

— Большого толку от вас, поди, не будет, но без куска хлеба я вас не оставлю.

Хельги вспыхнул и хотел было ответить ярлу, но Хроар вовремя успел сжать его руку. Они пробормотали слова благодарности, низко поклонились и ушли восвояси.

Так на три года братья остались в усадьбе Сэвиля.

Нечасто им пришлось видеть за эти три года ярла и его жену, разве только на троне или верхом на коне. Большую часть дня мальчики были заняты на самых грязных работах при стаде, в хлеву или на поле, так что даже спать им приходилось не в доме, а на сеновале или на лугу. Они по-прежнему хранили тайну своего происхождения. Хроар стал называть себя Храни, а Хельги — Хам, а о себе они если и рассказывали, то без большой охоты: дескать, после того как их отец, бедный хуторянин, погиб в сраженье, им пришлось покинуть родные места. Стоило им попасться кому-нибудь на глаза, как они сразу поплотней запахивали плащи.

Из-за этой привычки иные из батраков принимались, бывало, дразнить их: дескать, башка у вас кривая или грудь как у бабы, но мальчики молчали и терпеливо сносили насмешки. Только оставшись наедине, они могли поговорить о том, кем они когда-нибудь станут, или, гоняясь за дичью, остудить свою ярость, а если выпадал свободный час, братья учились владеть оружием, упражняясь с самодельными щитами из досок и палками вместо мечей.

За три года Хельги, которому к тому времени исполнилось тринадцать, сильно вытянулся. Пятнадцатилетний Хроар, худощавый и легкий на ногу, был меньше ростом, чем его младший брат, но гораздо разумней.

Все эти годы конунг Фроди мирно правил своей державой и почти избавился от опасений. Однажды он послал гонца к Сэвилю и Сигню, приглашая их на пир в честь середины зимы.

— Хроар, мы тоже отправимся туда, — сказал, прослышав об этом, Хельги и топнул ногой.

Хроар же не только не сумел отговорить его, но и сам, загоревшись от речей Хельги, принялся строить планы мести.

Сэвиль с женой отправились в дорогу в сопровождении двух десятков своих людей. Дворовые мальчишки, Хам и Храни, вцепились было ему в рукава и принялись умолять, чтобы он взял их с собой, но ярл, расхохотавшись, сказал:

— Конечно, не возьму.

Начался небольшой снегопад. Все застыло от холода под низким и серым, точно вытесанным из сланца, небом. Поля и деревья обнажились: крестьяне давно убрали урожай. Над голыми полями с глумливым карканьем кружилось воронье. Копыта и колеса гремели по промерзшей дороге. Единственным ярким пятном была дружина ярла. На всех его воинах посверкивали шлемы, а на многих и кольчуги, за плечами развевались плащи: у кого синий, у кого зеленый, у кого желтый, у кого красный. Это были все больше молодые здоровяки, и пар веселыми клубами вырывался у них изо рта. Их косматые лошадки резво бежали вперед.

Сигню ехала в расписном возке, украшенном резьбой, серебром и золотом, который тащила четверка коней крупной южной породы. Возком, в котором, кроме нее самой, было две служанки, припасы в дорогу и подарки, правил возница. Сигню была рослой женщиной, и ее красивое, как у всех Скъёльлунгов, лицо украшали две янтарные косы. Она была одета в расшитое яркими узорами платье, а поверх него — в меховую шубу. Но глаза Сигню смотрели печально.

Медленно переезжая через древесные корни, возок Сигню плелся в конце поезда, и неудивительно, что она раньше, чем ее муж или кто-нибудь из его людей, услышала сзади какой-то шум. Оглянувшись, она увидела две странные фигуры, закутанные в драные, грязные плащи.

Поскольку из усадьбы забрали всех подходящих лошадей, Хаму и Храни пришлось поймать на выгоне двух необъезженных жеребят. Взнузданные веревкой, погоняемые терновой веткой, они, брыкаясь и бросаясь из стороны в сторону, кое-как везли мальчиков. Хам, погонявший своего коня криком, выглядел особенно забавно. Храни держался уверенней, но вдруг его лошадь сделала такой скачок, что капюшон слетел с головы наездника. Белокурые кудри рассыпались вокруг изможденного лица, на котором сквозь въевшуюся грязь и неопрятный юношеский пух перед Сигню вдруг проступили черты ее отца. Она вспомнила свои подозрения, бессознательно зародившиеся еще три года назад.

— Хроар! — Сигню вскрикнула, точно пораженная в грудь. — Но… но тогда другой — Хельги!

Хроар наконец справился со своим конем. Он снова накинул капюшон и обернулся к брату. Сигню, зарыдав, уронила голову.