Ника Ракитина - Крипт

Она повела рукой, давая понять, что разговор окончен. Спорить было бесполезно. Рошаль отвернулся, но краем глаза успел увидеть, как Гражина, сделав несколько шагов, опустилась перед телом брата на колени. Канцлер постоял еще немного, ожидая услышать рыдания или проклятья. Но губы женщины шевельнулись в беззвучном шепоте. Рошаль замер, ловя каждое слово. И содрогнулся, когда понял. Гражина читала благодарственную молитву.

Глава 7.

13 мая. Гомель 15 мая. Настанг

Борис привел спутников в Успенский собор. В соборе работал музей; в каждом притворе имелась экспозиция «быта»: крестьян, рабочих, помещиков, купцов. А по центру, в высоких стеклянных витринах — выставка местного фарфора — пышные барочные, строгие классические сервизы, а среди них — жемчужина выставки: тарелка, на белом донышке которой выведено бордовыми буквами: "1927 год. Догнать и обогнать!"

В одном из притворов горели хрустальные паникадила, звучал густой баритон и толпились люди — будто шла служба. Майка привстала на цыпочки, увидела из-за спин священника в золотом стихаре и двоих на коленях перед ним. В музее венчали. "Ли-ихо…" — растерянно подумала Майка, но потом заметила в службе что-то ненатуральное и, уже совсем безразлично решив: "Кино снимают", догнала своих.

Они спустились в крипту, где с низкого потолка свисали на длинных штангах белые матовые шары люстр, а у входа грозная табличка предупреждала: "Ламп головой не трогать!"

— Пойдемте, дамы, раскоп покажу, — махнул рукой Борис и, ловко увертываясь от коварных ламп, зашагал по коридору, мимо вмурованных в стену надгробных плит. Майка почти не отставала, а вот остальные замешкались. Неожиданно Борис остановился. Майка ткнулась носом ему спину.

Борис медленно провел рукой по золоченым буквам плиты, странным каким-то, не латинским и не славянским.

"Здесь покоится дон Ивар, князь Кястутис

1457 — 1492

Господи, упокой его душу!" — внятно, будто пробуя на слух, прочел он.

— До-он? — поразилась Майка. — Как он сюда попал? А собор-то! — вдруг спохватилась она. — Собор-то в шестнадцатом веке построили!

Борька рассеянно пожал плечами.

Электрический свет на мгновение вспыхнул ярче, дрогнул и вовсе потух.

— Холера, — прошипела девчонка, снова ударившись носом о Борькину спину.

Борис сжал Майкину руку, чтобы не боялась, и тут в конце коридора замерцал неясный отблеск и послышалась музыка.

Музыка была грустна и холодна, и похожа на звон осеннего ручья, в котором плавают желтые кленовые листья. Музыка приближалась вместе со светом факелов, и от нее хотелось бежать.

Факелы держали четверо в широких красных балахонах, идущие впереди. Еще восемь несли за ними на плечах широкий плоский щит. На щите, завернутый в красное, укрытый поверху бело-лиловым стягом, лежал человек. На голове его блестел золотой обруч, а сбоку покоился меч. Сквозняк колыхал стекающий со щита шелк. Сзади двигалась процессия с приспущенными хоругвями тех же алых и бело-лиловых оттенков. Музыка билась и грохотала между сводами. Майка, взвизгнув, попятилась, запнулась о прислоненную к стене плиту, и угодила пальцами в открытый проем. Борис молча яростно дернул рыжую в темноту, по коридору и вверх по лестнице.

В соборе тоже оказалось темно, только в нефах мерцали свечи. Собор отчего-то показался Майке очень большим и глухим, пах копотью и сырой штукатуркой. Девушка машинально обернулась и, разглядев алтарь, приоткрыла рот.

— Опоздал, братец?

От колонны отделилась и подплыла к ним, держа горящую свечу, красавица в платье темно-синего с зеленью бархата. Волосы ее были собраны под блестящую жемчужную сетку. Майка с трудом узнала в красавице Ритку. А когда узнала, оглянулась на Бориса и оторопела. На нем была замшевая серая куртка с прорезями на рукавах, в прорези виднелся зеленый шелк, замшевые же штаны были заправлены в высокие сапоги со шнуровкой, к кожаному поясу привешен короткий меч в ножнах с узорчатой оковкой.

— Это карнавал, да? — пискнула Майка и услыхала разгневанный Риткин голос:

— Ты кого приволок?! Это же совсем не та!

Майка оглядела себя, желая проверить, чем им нехороша.

Пожалуй, Ритка права, подумала она вяло. На рыжей была широкая, явно с чужого плеча, кожаная куртка и потертые узкие штаны. За поясом оказался короткий кинжал с обломанной гардой. А по босым ногам тянуло сквозняком.

Глава 8.

1492 год, 16 мая. Настанг

— Ну, не-ет! Я это не надену! — презрительно изрекла Майка, поднимая на растопыренных руках лиловую с черными кружевами тряпку. Нелепую и, вдобавок, ужасно огромную. — Я в этом утону! И вообще, по-вашему, я дура — в комбинашке по городу бегать?!

— Это не комбинашка, — вяло уточнил Борис. — Это салоп моей бабушки. Последний писк ольвидарской моды.

— Чего-о?

— Тлетворное влияние Запада.

Грета вырвала у Майки шелковый «салоп» и гневно швырнула на кресло.

И сказала Майке, что если та не желает одеваться пристойно и в культурном обществе, то сейчас они позовут пару лакеев и кучера, чтобы те Майку обуздали и передали швее с рук на руки.

— Я сама пойду, — сказала рыжая, прикидываясь испуганной. — Швея не такая мегера… как некоторые.

— Вы подумайте!.. — бывшая подруга обхватила подлокотники кресла, в котором сидела. — Она еще рассуждать тут будет! Дрянь безродная… Делай, что велят!

— Не ори на ребенка, — скучным голосом посоветовал Борис.

Он устроился в кресле напротив сестры, согнувшись и закрыв лицо руками. От Борьки ощутимо попахивало вином. Майка подумала, что сейчас Грета раскипятится, как холодный самовар, и заранее обозлилась. Она вообще плохо понимала, что сделала этим двоим, чтобы они так на нее взъелись. Но интересоваться хотелось как-то не очень.

Майка сумрачно стояла среди груды платьев, дожидаясь, покуда что-либо выяснится в пылу скандала. Но Гретхен молчала, только недобро щурилась. Тогда Майка зловредно запинала злополучный лиловый «салоп» в общую кучу.

— Так кого там все-таки хоронили? — вздохнула она.

— Князя Кястутиса, — черноволосая широко и странно перекрестилась: два плеча — живот, и ткнула пальцем в Бориса, — дружка вот его разлюбезного.

— Не отвлекайся, — мрачно изрек Борис. — Займись судьбой младенца.

Грета неохотно позвонила. И прежде, чем Майка успела вступиться за попранное достоинство, дверь открылась. В нее вошли не обещанные лакеи с кучером, а довольно объемистая тетя. Придирчиво оглядела Майку, хмыкнула: "Эту, что ли?", — взяла девицу за плечо и подтолкнула к двери.