Марина Добрынина - Принц Эрик и прекрасная посудомойка. Тетрадь 2

Я чмокнула принца в щечку, и он воодушевленно полез в окно. Собирать дружину и в путь. Вот как.

Потом мы вчетвером держали оборону.

Матеус объявил карантин. С чрезвычайно важным видом объяснял он всем желающим, что ни-ни, допустить к принцу в комнату он никого не может. Потому что его Высочество болен. Заразно. А если и не очень заразно, что все равно ему нужен покой, темнота, кровопускания и всякое прочее. Впрочем, все равно заразно. И поэтому его, Матеуса, меня, доживающего в жутких мучениях свои последние дни дегустатора, а также юного оруженосца выпускать на волю ой как не рекомендуется. Между тем, все вышеозначенные, умирая от вынужденного безделья, дулись в карты, разговаривали за жизнь, и, страшно волнуясь за нашего обожаемого господина, каждые десять минут подбегали к окну — посмотреть, не едет ли он.

Глава 8

Я так полагаю, Эрик-младший просто везунчик. Ну кто мог предположить, что атаман решил на время залечь у себя дома. Видите ли, жену ему приспичило повидать, гражданскую. Кто мог подумать, что у убивца этого и душегубца, рядышком с деревенькой, да и еще той же самой, где братец мой обосновался, любовь всей жизни может проживать? Сейчас любовь эта вместе с тремя несовершеннолетними отпрысками, двое из которых были мужнины, то есть того, законного, который утоп пару лет назад по пьяни, а один, младшенький — атаманский, в подполе заседала. Молилась. Кому Горко, может, и душегуб, а ей так надежа и опора.

Принц как это услыхал от брательника… Ну тот, естественно, по морде пару раз схлопотал. Может, и не пару. Впрочем, нечего по бандам всяким шарить! Ну так вот, как услыхал, так сразу на хуторок и отправился. С бригадой своей. Человек двенадцать всего, зато отборные. Сплошь ветераны да собутыльники. Это я потом узнала, что супружник мой в свое время повоевать умудрился. Чин даже какой-то имел в освободительной армии Зуберии. Что-то типа капитана.

К дому они подошли уже к ночи. Ну, в деревне ложатся спать рано, да и опять-таки, зазноба под боком, вот, видать, Горко бдительность и ослабил. Дом его моментом обложили, хворостом стены закидали. Собака, кобель такой большой, черный, на привязи, лаяла-надрывалась, а Горко все не шел.

— Слышь! — закричал тогда Эрик из-за поленницы, чрезвычайно удобно для него сложенной чуть поодаль от стен, — Горко, выходи! Выходи, говорю, а то запалим здесь все нахрен!

Но то ли любовь была такой пылкой, то ли собака ором своим все заглушала, но бравый атаман и не думал появляться. Тогда принц с командой начали верещать хором, применяя при этом, насколько я могу судить, выражения с использованием ненормативной лексики.

И тут…

Фьють! — просвистело что-то и принц обалдело уставился на стрелу, воткнувшуюся там, где только что мог быть его нос.

— Горко! — закричал Эрик и пригнулся, — выходи, хуже будет!

— Куда уж хуже? — благоразумно отозвался атаман.

— Выходи, поговорим!

— Знаю я Ваши разговоры.

— Мне лишь узнать от тебя кое-что нужно! Не трону!

Фьють!

— Не трону, говорю, мать твою! Не вылезешь, подожгу здесь все нахрен. И сам пропадешь, и ублюдки твои! Хоть их пожалей.

Горко задумался.

— Но ведь и ты тогда ничего не узнаешь? — задумчиво произнес он.

— Зато удовольствие получу, — зло отозвался принц. Его команда радостно загоготала.

— Выходи, не трону, — повторил Эрик, — последний раз предлагаю.

— Поклянись!

Принц задумался. Он с детства был уверен, что клясться нехорошо. Что-то там было в Писании на этот счет, да и вообще, слово его без пяти минут королевское как-то сомнению никто подвергать не пытался. Слово, оно, сами знаете как, вылетело, замучаешься обратно запихивать. А принц наш, хоть и случалось ему оное нарушать, попытки выразить недоверие к своей персоне, как правило, жестоко пресекал.

— Ну, поклянись! — не унимался Горко.

— Мамой клянусь! — растерянно выкрикнул принц.

Через пару минут напряженного молчания атаман отозвался:

— Не, ей не надо! Чем-нибудь еще поклянись!

Эрик задумался. Непонятно, чем не удружила бравому атаману королева, но с его желаниями пока следовало считаться.

— Ну ладно, — ответил принц, — тогда женой!

Горко, похоже, снова задумался.

— А больше ничем не можешь? — неуверенно отозвался он.

— Слушай, — вспылил принц, — имей совесть! Я что, всех своих родственников должен перечислять?

— Ладно-ладно, скажи псам своим, чтоб не стреляли, выхожу.

Дверь дома отворилась. Но пороге, чуть пригнувшись и держа руки за головой, стоял Горко. Вид у него был жалкий и чрезвычайно задумчивый. Усы уныло свисали, расстегнутая рубашка обнажала волосатое пузо. Он прошел вперед, без сопротивлений позволил связать себе за спиной руки и лишь затем предстал пред светлые очи разгневанного наследника престола.

Принц, не таясь, прошествовал по парадной лестнице, чем, наверное, весьма удивил всяких посторонних имеющих честь наблюдать его появление личностей. Выглядел он, конечно, не очень хорошо. Но явно не умирающим. Не свидетельствовали о близкой кончине ни его грязная одежда, ни злобная физиономия, ни дерганая походка. Более того, внешний вид принца позволял предположить, что кончина эта вскоре последует для кого-нибудь другого.

Его высочество ворвался в собственную опочивальню, где, робкие и притихшие, сидели врач, оруженосец, икающий дегустатор и я, нервно отстегнул от пояса ножны с мечом и швырнул их на кресло. Крупный, почти черный сапфир на рукоятке меча дал нам понять, что миссия завершена успешно. По крайней мере, в части поимки атамана.

— Эрик, — тихо позвала я, — ну как?

Он обернулся и посмотрел на меня исподлобья долгим, предвещающим бурю взглядом. Я поежилась. Остальные присутствующие в помещении лица сочли необходимым исчезнуть.

— Не нужно было мне ездить, — глухо проронил он.

— Почему?

Молчание.

— Ты узнал то, что хотел?

— Да, и даже более.

— Расскажешь?

— Позже.

Эрик устало расстегнул пряжку на плаще.

— Ты не могла бы пойти к себе, — попросил он, — я не хочу сейчас никого видеть.

Оставалось только удалиться. Выяснение отношений, если в нем будет необходимость, можно отложить и на более благоприятные времена.

Глава 9. Заключительная

Дальнейшее я узнала, беззастенчиво выспросив все у Зайца — личного официанта короля. У Зайца, вроде даже и звание какое-то есть, дворянин он, говорят. Не знаю уж, верить или нет. Больно уж он весь неприглядный. Зубки торчат, ушки розовенькие топорщатся, и весь такой шустрый-шустрый. И вечно скрытничает. Мол, я что-то такое важное знаю, а вам не скажу. Ну да я ему колечко пообещала. Зайчик у нас на блестященькое падкий. Он мне все и выложил.