Роман Мискин - Амулет Святовита. Вторая часть

- Ну а Бирюк? - не унимался Лиго. - Он-то здесь при чем? Неужели без него не сможешь ты найти дорогу к лесной провидице? И, кстати, кто он такой, этот загадочный старик?

Мамай вдруг посмурнел весь, нахмурился - и, быстро глянув на земника, глухо спросил:

- Ты действительно хочешь знать, кто он и откуда?

И пристально глянул Лиго в глаза.

Земник медленно кивнул.

- Ну что ж, - вздохнул чародей. - Тогда подай-ка мне мою дорожную торбу, мальчик мой. Возьму я свои гусли - и сыграю вам одну старую песню, что поют ее люди за отрогами Лесистых гор по всему Дикополью до самого Чермного моря. А вы уж, птахи лесные, сами разгадывайте, что там и к чему.

А когда из-под рук чародея тихим звоном брызнули медные струны и его глубокий красивый голос заполнил горницу, земникам показалось, что притих даже лес, вслушиваясь в грустное предание:

Из-за гор, из-за солнца,

В слюдяное оконце

Черный ворон закрячет,

Тихо стонет и плачет.

Черный ворон расскажет,

Как туманы вставали,

Из тяжелой неволи

Трое братьев бежали.

По степи двое старших

На конях ускакали -

Ну а младшего брата

Пешим гибнуть бросали.

Как бежал младший брат

По степи одиноко,

И над ним только ворон

Кружил в небе высоко.

"Ой ты ворон могучий,

Что паришь выше тучи,

Что ты видишь, играя,

За чертой небокрая?" -

Так взмолился брат младший,

Солью слез обливаясь,

И к пророческой птице

В вышине обращаясь.

"Вижу братьев твоих

У черты небокрая", -

Хрипло каркнула птица

Свод небес рассекая.

"Вижу также погоню,

Как по Дикому Полю,

Волки серые рыщут,

И следы ваши ищут", -

Так сказал черный ворон,

Навсегда умолкая,

И, взмахнувши крылами,

В синь небес улетая.

Зарыдал тут бедняга,

Очи вверх поднимая,

И лихую судьбину

Навсегда проклиная.

Только старшие братья

По степи всё скакали,

И ни стона, ни плача

Его не услыхали.

"Чтоб не знать вам покоя,

Разлюбезные братцы,

Чтоб всю жизнь вам теперь

От людей укрываться!" -

Так в сердцах крикнул младший,

Руки к небу вздымая,

И проклятье его

Вышина услыхала.

Грозно хмурилось небо,

Тучи темно клубились,

А у младшего брата

Ноги в кровь уже сбились.

"Ой ты Дикое Поле,

Несчастливая доля,

Видно, жизнью своею

Расплачусь я за волю.

Видно, в этой степи

Суждено мне погибнуть..." -

Так сказал младший брат,

Задыхаясь от хрипа.

На высокий курган

Горемыка поднялся,

Оглянулся вокруг -

И с душою расстался...

Тут орлы налетали,

Очи парню клевали,

Молодецкое тело

До костей разрывали.

По оврагам и балкам

Волки жалобно выли,

На свой лад по-звериному

Беглеца хоронили.

Из-за гор, из-за солнца

Птица черная мчится,

В слюдяное оконце

Весть лихая стучится.

Как туманы вставали

Над степною могилой,

И росой умывали

Кости младшего сына...

Тихо потрескивали последние уголья в очаге, и плотный мрак затопил лесную горницу. Гусли чародея затихли, издав напоследок жалобный звон. Земники сидели не шевелясь, потрясенные до глубины души старинным преданием. А за окном, казалось, даже лес перестал шуметь.

- Так что же это получается? - еле слышно прошептал Лиго, тайком смахивая навернувшиеся на глаза слезы. - Бирюк этот - один из тех братьев, что в песне? И поэтому он прячется с тех пор от людей в лесах?

Мамай молча кивнул.

- А он какой из них? - в свою очередь тихо спросил Мартин.

И в этот миг вдруг мышью скрипнула дверь.

- Старший...

Земники вздрогнули от неожиданности и оглянулись - в дверях молча стоял Бирюк.

--------------------------

ГЛАВА 3

ТАЙНА ЛЕСНОГО ОТШЕЛЬНИКА

- Старший я из этих братьев, - угрюмо повторил Бирюк.

И прошел в горницу.

Все затихли - было как-то неловко.

- А что это вы без света здесь сидите, птицы-селезни? - спросил старик. - И очаг, смотрю, вовсе потух. И спать не спите - и без огня сидите?

И весело хмыкнул. А затем, оборотившись к чародею, Бирюк хихикнул:

- Это что ж у вас, как в присловье прямо выходит: и петь Мамай уже не поёт, но и вздремнуть не даёт?

- Ты уж не обессудь, Бирюк, - ответил чародей, отставляя в сторону гусли. - Прости, ежели разбередил старые раны.

- Да что уж там, дело-то давнишнее, - отмахнулся старик как будто ни в чем не бывало. - Как говорится, было, да сплыло, и быльём поросло. Только вот песню ты малость-то переврал, вот что я тебе обскажу. Поначалу-то она намного длиннее была - уж мне-то и не знать? Да видать, за давностью лет она сократилась...

- За Лесистыми горами и длиннее поют, - уклончиво ответил чародей.

- Да? - встрепенулся старик, а затем улыбнулся: - Ну да, знаю ведь конечно - захаживают тут всякие, гостят подолгу, бренчат на гуслях, а иной раз и так поют. Так что песен и тутошних, и тамошних я наслышался всяких.

И затем, без всякого перехода, вдруг спросил:

- Так и будем во тьме сидеть, на потухшие уголья любоваться?

И, не дожидаясь ответа, стал раздувать очаг.

А когда языки пламени вспыхнули и стали с треском пожирать ветви и хвою, горница словно пристыжено раскраснелась и вынула из тени неловко молчавших земников.

- Что, птахи лесные, задела вас песня, как я погляжу? - спросил Бирюк.

А когда барздуки кивнули, старик улыбнулся и сказал:

- Так ведь это, я ведь ее и сочинил в свое время когда-то - вот оно как!

- Как - вы? - вдруг вырвалось у земников, и они удивленно воззрились на горбуна.

Бирюк довольно заулыбался.

- Да, я. А вы как думали? Ветер ее, что ли, людям напел? - подмигнул им старик. - Посидишь тут в лесах - от скукотищи не только песни слагать начнешь. А гости мои затем и разносят их по разным землям. Не так ли, старина?

И Бирюк весело посмотрел на Мамая. Но чародей даже бровью не повел.

- Эту я слышал от дивов, - невозмутимо произнес он.

- От дивов? - ахнул старик и рассмеялся. - Ишь ты! Только вот что-то слог больно простецкий в ней для дивов-то! Они ведь еще те мастера великие обычные словеса в хитромудрые узоры заплетать.

А затем, повернувшись к земникам, весело сказал:

- Видите, гуси лапчатые, как оно бывает - сложишь песню, да поделишься ею с захожим человеком. А он понесёт ее дальше. Проходит время, приходят к тебе новые гости - да и напевают тебе твою же песню! И говорят еще, что неведомо кто и сложил ее! Вот как!