Александр Рудазов - Тайна похищенной башни

— Светочка, ты что же, подвергаешь сомнению метод академика Фоменко? — строго посмотрела на нее мать. — Вот, возьми лучше и прочитай. Здесь все это объяснено в популярной форме.

Света растерянно посмотрела на отца, ища поддержки. Однако тот лишь поморщился и коротко помотал головой — лучше не спорить.

При всех неоспоримых достоинствах у Зинаиды Михайловны есть и недостатки. Один из них — слепое доверие печатному слову. Мать семейства Колобковых чуть ли не ежедневно хватается за очередную популярную новинку, ни на миг не сомневаясь в незамутненной истинности читаемого. Ее увлекает все: НЛО, народные целители, Бермудский треугольник, лох-несское чудовище, йога, фэн-шуй, битвы экстрасенсов, альтернативные хронологии и любые другие сенсации.

Все это поглощается, переваривается и очень быстро забывается, сменяясь чем-нибудь свеженьким.

Стефания откинулась на спинке стула. Она взяла свои шесть пик и наконец-то закрыла пулю. Последней.

Партия окончена. Чертанов придвинул лист бумаги и занялся расчетами.

— Петр Иваныч и Стефания в выигрыше, — объявил он через полминуты. — А мы с вами, герр Грюнлау, им должны.

— Сколько я есть должен? — немедленно достал портмоне педантичный немец. — Я немедленно расплатиться.

— Да сиди ты, Гюнтер, что ты суетишься вечно… — лениво отмахнулся Колобков. — По копеечке за вист играли, что ты там проиграл-то, ерунда… Что он проиграл, Серега?..

— Двести пятьдесят три виста, Петр Иваныч. Двадцать пять рублей тридцать копеек.

— И играли мы не по одной, а по десять копеек за вист, — напомнила Стефания. — Давайте сюда мою долю.

— Фанька, тебе-то деньги зачем? Что ты с ними делать будешь? Души скупать? Чичиков женского полу, хы-хы!..

— Не твое дело, что я с ними буду делать, — зло процедила чертовка. — Просто отдайте то, что мне причитается.

— Да на, держи, держи… Чего ты всегда так нервничаешь, когда играешь?

— Я не нервничаю. Кто сказал, что я нервничаю?

— Да видно же. На вид спокойная, а все равно каждый раз напрягаешься так…

Стефания тяжело вздохнула, сверля Колобкова недобрым взглядом. Потом вздохнула еще раз. А потом неохотно произнесла:

— Помните, я рассказывала, за что мне сожгли крылья?

— Не помним, — помотал головой Чертанов. — Потому что ты не рассказывала.

— Ага, — кивнул Колобков. — Ты только сказала, что чего-то нарушила.

— Это все из-за карт… — мрачно произнесла чертовка, с ненавистью глядя на колоду. — Все из-за карт…

— Ну-ка, ну-ка… — с интересом подался вперед Колобков.

— Когда я была на Земле в последний раз… — устало прикрыла глаза Стефания. — Когда я была… да…

— Ну это мы уже поняли. Дальше?..

— Я там немного задержалась. Решила воспользоваться возможностью. В Монте-Карло.

— Ух ты…

— Да, это было весело… Конечно, я знала, что получу выговор за задержку, но оно того стоило…

— А получила ты не только выговор…

— Не из-за этого. Совсем не из-за этого. Самовольные задержки, отлучки — это пустяки, это мелкие провинности. Просто уже в самом конце… когда я уже собиралась возвращаться… в общем, как раз в то время на Земле скончался мой личный подопечный…

— Кто?

— Один праведник. К некоторым из вас, смертных, за особые заслуги приставляют ангела-хранителя. Работенка непыльная — так, халтурка, в добавку к основной нагрузке. Просто быть на связи, присматривать немножко… А в конце жизни — не забыть явиться и лично доставить душу по назначению. И вот этого моего подопечного как раз тогда угораздило умереть, чтоб ему пусто было…

Воцарилось молчание. Стефания сверлила мрачным взглядом собственный ноготь, Колобков, Чертанов и Грюнлау деликатно молчали.

— Я все сделала, как положено. Забрала его, и уже возвращалась домой, — наконец снова открыла рот чертовка. — Уже возвращалась, но решила в последний момент заскочить в бар. И там кое с кем встретилась. С демоном. Дьяволица пятого ранга, сборщица душ. Она как раз закончила смену и тоже сидела в баре.

Стефания опять надолго замолчала, неподвижно глядя в одну точку. Ее не понукали — всем хотелось узнать, чем кончилось дело. Стефания не так уж часто позволяет себе вот так разговориться.

— Мы выпили вместе, — призналась чертовка. — Немного пообщались. Обменялись последними сплетнями. Я пожаловалась ей на этих проклятых старикашек, она рассказала ужасно смешной анекдот… про Асмодея… А потом… потом… потом она предложила перекинуться в картишки. И мы сели за игру. Сначала я выигрывала, и раззадорилась. Понемногу мы начали повышать ставки, а я только радовалась. И сама не заметила, как удача от меня отвернулась. Я проиграла все. Все. У меня не осталось ничего вообще. И тогда… тогда я поставила на кон душу. Праведную человеческую душу, которую должна была доставить в Рай. И ее я тоже проиграла.

— Да разве ты была иметь право на нее играть?! — не выдержал Грюнлау.

— В том-то и дело, что нет! — выкрикнула в ответ Стефания. — Это было должностное преступление! Из самых худших! На следующее утро, сообразив, что натворила, я разыскала ту дьяволицу и стала умолять вернуть проигрыш! Но она… она только расхохоталась мне в лицо… А когда я вернулась домой… знаете, в небесном трибунале сидят очень понимающие ангелы. Там много чего могут простить. Но я собственными руками отдала демону невинную душу. Душу, которую должна была хранить и оберегать паче собственной жизни. Ее не забрали у меня силой, не выманили обманом — я сделала это сама, добровольно. Обрекла на адские муки праведника, а такого… такого не прощают. Мне сожгли крылья и швырнули… швырнули… в общем, так вот все и закончилось. Крылья Гавриила, я до сих пор чувствую, как это больно… больно падать… — прошептала Стефания.

Несколько секунд за карточным столом царило тяжелое молчание. А потом Чертанов встал, хрустнул суставами и делано бодрым тоном сказал:

— Ну что, хватит на сегодня, что ли?

— Да, мне тоже есть капелька надоесть, — присоединился к нему Грюнлау.

— И то верно, — согласился Колобков, разглядывая чаек. — Чего это мы все за картами, да за картами? Пора и делами заняться.

Колобков поднялся со стула, помогая себе тростью. Пошевелил пальцами босой левой и пристукнул о палубу деревянной правой. Невольно почувствовал себя Джоном Сильвером и снова хихикнул.

— Мы куда плывем-то, мужики? — облокотился о фальшборт капитан яхты. — Мне кто-нибудь скажет, или я так и буду не в курсах?

— Петр Иваныч, так вы же присутствовали, когда мы это обсуждали, — кисло напомнил Чертанов.

— Серега, у меня тогда нога страшно болела. Я не помню ни черта.