Svetlana Gamayunova - Ptitcedeva

– Если ты мне сейчас кис-кис-кис скажешь, то усомнюсь в твоих умственных способностях.

Кот мурлыкнул, а потом подошёл ко мне и потерся о бок, да так, что я чуть не упала от этих нежностей. Кот говорящий и такой большой, чудеса!

– Сударыни, – обратился он к моим новоявленным родственницам. – Как понимаю, вы отправляетесь на покой, спатоньки, а мы с девушкой немного поболтаем, обзнакомимся. Ей, вижу, любопытно, где она оказалась, да и сна у нее ни в одном глазу не вижу. Так что позабочусь о ней, не волнуйтесь. Завтра вы ей остров покажете и о родстве поподробнее расскажете, а теперь разрешите забрать у вас распрекраснуюи – спокойной ночи.

Кот муркнул что-то еще, я не расслышала что и, гордо подняв хвост, направился к порогу. А я пошла за ним, раскланявшись с сонной родней.

Выйдя за порог, оглянулась: красивое все, но не ласковое – одно слово, Север. Небо потемнело и стало бархатно-фиолетовым, а горизонт прорезал и разрисовал всеми оттенками красного закат. В воздухе ощущался запах морских водорослей. Моря не было видно, но оно шумело совсем рядом. На пригорке стояла девушка, что я видела в окне. Вспомнилось – Вечерка. Она помахала нам рукой и направилась в сторону горизонта. Ее фигура четким контуром отражалась на фоне садящегося солнца, и она в нем как будто растворялась, а закат полыхал в редких облаках, очаровывая, завораживая и создавая ощущение сказки. А где я была-то? В сказке, конечно. Говорящий Кот, девы с птичьими ногами – все удивительно. Оглянулась на Кота.

– Пойдем, – промуркотел Кот, – а то скоро уже Вечерку Ночка сменит, она придет звезды зажигать, дни-то нынче короткие. Одно хорошо – на Буяне полярной ночи не бывает. Нам вон туда, – развернул меня Кот.

Я увидела дерево и сразу его узнала, да его и невозможно было не узнать, оно одно такое – Дерево Мироздания, но как оно здесь или как там оказалось?

Увидев мой удивленный взгляд, Кот гордо оттопырил усы и сказал:

– Оно тутошнее, а в ночь Дикой Охоты перемещается. Так боги пожелали – дают возможность особо отважным людям к нему прийти, на Буян ведь простым смертным хода нет, да и не простые тоже не всегда попасть могут. Пойдем к нему, живу я там, дупло у меня в нем.

А пока мы шли – напевал, красиво так, душевно:

Растет там одно деревцо,

Одно деревце дубовое.

Сколь высокое, столь красивое;

Корни его в земле,

Ветви его по Буян острову,

Вершина его в синем небе.

На вершине боги отдыхают,

На ветвях птицы вещают,

Корни духов Нави слушают.

Дерево было невероятно огромным и величественным. Листья на нем не осыпались и были зелеными. Часть ветвей была обмотана золотой цепью. Задрала голову и увидела сидящих на ветвях тетушек. Они, как куры, спрятали головы под крыло и мирно спали. На ветвях повыше сидели еще птицы: одни невероятно красивые, светящиеся с огненным оперением, другие мрачные, темные, жутковатые.

– Расскажешь о них? – спросила Кота.

– Всенепременно, – муркнул Кот, – я ведь тут все знаю. Ну, и немного про то, что не тут.

«Это отлично, – мелькнуло в голове, – а то я запуталась и в событиях, и в родстве, все как-то уж очень таинственно. Ясности хочется, я девушка хоть и мечтательная, но конкретики в этой ситуации мне точно не хватает»

– Расскажу, я ведь Баюн – значит, рассказчик, говорун. А что правда, что сказка – тебе решать.

– Нет уж, дорогой, – сказала я резко. – Сказок мне достаточно, хочу хоть немного правды про свою жизнь узнать. Есть же в ней реальные факты. Хочу знать, откуда я, кому так не угодила и почему?

– Лотта, без сказок в жизни никак, я ведь сказочник, а жизнь, она сама по себе сказка, и она либо страшная, либо скучная, либо веселая, и не так часто счастливая, но все равно сказка. Так что сама отделяй суть от вымысла, но обещаю не сильно привирать, – и Кот, задравши хвост, потопал к дереву, а я за ним.

Дошли не так скоро, Дерево-то огромное. А ветки аж до терема достают, и родственницы на них спать уселись. Возле Дерева торчал большой железный столб с небольшим расширением наверху. Кот ловко на него запрыгнул. Но смотрелся на нем невероятно смешно, как на насесте, я невольно улыбнулась.

– Тебе, наверно, на нем неудобно: ни развалиться, ни лапкам отдых дать, слезай.

– Наблюдательная ты, да только сказочники мне этот столб придумали – мол, сижу я на нем и странников поджидаю, чтобы съесть, так как я – кот-людоед, а я мягкий и пушистый, только поговорить люблю. Баюн, значит, я, Кот Ученый. Зачем людей есть, когда еды полный терем? И еще есть у меня тут местечко приятное недалеко: гейзер, что цельным молоком каждый час плюется, а когда оно на земле оседает, так уже в виде сметанки – хорошей, жирной, вкусной – лапки оближешь. А сплю я в дупле – мягко, тепло. А по цепи я прогуливаюсь, когда лапки размять нужно.

Кот ловко вскочил на нижнюю ветку и протянул мне лапу.

– Можешь крылья пока не раскрывать, просто посидим.

Мы с ним удобно расположились на толстенной ветке: Кот хвостом за нее придерживается, а я так сижу – ветка такая толстая, не упадешь.

– Ладно, рассказывай все сначала, – уже теряя терпение, сказала я резковато.

Чувствую, этот балабол может говорить о чем угодно долго и не по существу. Баюн, одно слово.

– Сначала – это от когда? От сотворения мира, или от тетушек, или от того, как ты родилась? Поконкретнее, сударыня, я ведь и месяц могу говорить, не переставая, а вот Вы заскучаете, оголодаете, заснете ненароком, да с дерева свалитесь.

Кот явно обиделся.

– Прости, Баюн, столько всего навалилось, что и сама не знаю, что хотела узнать. Начни, пожалуй, с моего происхождения и родства моего.

– Ну, это поконкретнее, хотя все тоже не так просто.

Так вот и полилась хорошо поставленная речь с мурлыканьем.

– Появилась однажды на белых камнях огромная птица Стратим, от нее все необычные птицы пошли. Стратим-птица, она такая: взмахнет крылом – море начинает волноваться, закричит – поднимается буря, а когда летит – закрывает собой белый свет. Стих поэта Бальмонта о ней мне кажется наиболее выразительным, – важно проговорил Кот, – только непонятно, почему он Стратим в мужском роде упоминает. Творческие люди – они такие. Но зато как художественно пишет!

И Кот пафосно так, растягивая слова, процитировал:

Он неземной, он вечно в Море,

От края к краю, на просторе,

Простёр он в мире два крыла,

И чуть он в полночь встрепенётся,

Весь Океан восколыхнётся,

Познав, что вновь Заря светла. (Константин Бальмонт)

Когда сердится Стратим-птица, на море вздымаются огромные валы, и вода смывает с берегов всё живое. Побеседовал с ней однажды немного Стрибог, бог ветров, своим вниманием птицу-разрушительницу почтил, поспокойнее она стала, но иногда срывается, и тогда беда неминуема. Так вот, Стратим породила твоих теток и твою бабушку.