Джулия Смит - Король-колдун

Лицо Хедрика стало очень серьезным.

— Тогда Николас останется в своем сегодняшнем состоянии до самой смерти, так как не найдет способа исполнить заклинание. Если, конечно, Мудрец не умрет раньше.

Продолжительное молчание повисло в комнате — стояла такая тишина, что можно было услышать шелест хрупких страниц книги, которую в комнате наверху читал Адам.

— Вы хотите сами лечить его, — наконец проговорила Атайя, — но, может быть, и я на что-нибудь сгожусь? Он мой брат, и я чувствую ответственность за него. Заклинание блокировки только увеличило мою силу…

Глаза принцессы обратились к окну, откуда проникали последние лучи заходящего солнца, окрашивая комнату золотистым цветом. Она так ждала наступления лета. Прошлой весной, когда магические силы Атайи находились под властью запечатывающего заклинания, она впала в безумие, и целых три месяца оказались вычеркнутыми из жизни. От одного лишь воспоминания о той беспомощности, о ярости и боли принцессу бросало в дрожь. Боже, как же ей было больно! Магические силы, запертые в клетке и не находившие выхода, разрушали ее, и каждый следующий день приближал к смерти. Однако в конце концов, как и все прочие бедствия, выпавшие на долю принцессы, испытание только сделало Атайю сильнее. И если бы новые способности могли помочь Николасу, она не пожалела бы ни о едином дне, проведенном в том аду. Та легкость, с которой принцесса творила заклинания, ее способность пересекать весь Кайт в мгновение ока и даже умение находить спящие зерна магической силы в мозгу будущего колдуна прежде, чем они расцветут (ни один маг в истории не мог и помыслить о подобном!), — все это ничего не значило по сравнению с возможностью помочь Николасу.

Загадочная улыбка Хедрика оторвала Атайю от мечтаний, она с трудом заставила себя вернуться к прерванной беседе.

— Я вовсе не хотела обидеть вас…

— Я ничуть не обиделся — я знаю, ты хотела как лучше. Поверь, я счастлив, что теперь ты сильнее меня, возможно, сейчас ты даже сильнее, чем тогда, когда жила под властью заклинания блокировки. А моя магическая сила с годами угасает. К сожалению, в нашем случае мощь твоего дара не является преимуществом. Чтобы помочь Николасу, нужны осторожность и изощренность. Боюсь, только Мудрец обладает этими качествами в достаточной мере. Конечно, я знаю, что должен делать, — пояснил Хедрик, — но это требует времени. Слабость моей магической силы только на пользу Николасу — работа требует большой деликатности. Адам любезно пригласил меня остаться в Белмарре, сколько мне будет угодно. Для Николаса это лучший выход.

— Но как же ваши обязанности при дворе? — спросил Джейрен. — Осфонин полезет на стены замка, если Бэзил останется при нем еще несколько недель.

Хедрик захихикал с тайным удовольствием, но скоро веселость уступила место задумчивости.

— Все образуется, Джейрен, — пробормотал он. Что-то в тоне мастера заставило Джейрена оставить эту тему. — У нас с Адамом есть о чем поговорить — он хоть и не колдун, но магия интересует его, и он хочет больше узнать о предмете. А когда я не буду занят лечением Николаса или объяснением начальных основ магии, я мог бы посвятить свободные часы чтению твоих записей, — добавил он, посылая Атайе улыбку, полную предвкушения будущего удовольствия.

Озадаченная Атайя в изумлении посмотрела на него.

— Каких записей?

— Ну, дневников, заметок… и прочего в том же роде.

— Моих дневников?

Атайя бросила на Джейрена отчаянный вопрошающий взгляд. Она что-то пропустила, или всему виной рассеянность мастера Хедрика?

Хедрик уставился на нее, даже не пытаясь скрыть потрясение.

— Ты что же, хочешь сказать, что ничего не записываешь? Никаких записей с начала твоего крестового похода?

Тут Атайя почувствовала настоятельную потребность подогреть свой остывший чай.

— Ну-у, я была занята, — промямлила она, отходя от стола.

Хедрик всплеснул руками в преувеличенном жесте отчаяния. Он был похож на многострадального отца, чья дочь отказала очередному соискателю.

— Ты должна научиться видеть себя в широком контексте. Будущих историков и колдунов будет интересовать не только крестовый поход, но и твои уникальные способности. Ведь так мало известно о транслокации, еще меньше о последствиях блокировки. Я уже и не говорю о способности выявлять ростки магической силы задолго до мекана — определять, кто является магом, а кто — нет еще до того, как сила начнет развиваться. Атайя, ведь никто и никогда такого не делал! Никто даже и не предполагал, что такое вообще возможно! — Казалось, от изумления Хедрик потерял дар речи. — Если ты не научишь нас этому, знание будет безвозвратно утеряно.

Атайя разбавила свой чай горячей водой и лишь тогда осмелилась вернуться к столу.

— Я никогда не задумывалась над этим, — призналась она, слегка смущенная такой высокой оценкой своих заслуг. — Но вы же знаете, как я не люблю писать — от этого так ноют пальцы. К тому же вы видели мой почерк, — напомнила она. — Сами же называли его ужасающим.

Не вступая в обсуждение деталей, мастер Хедрик вернулся к основной теме разговора.

— Тогда пусть Джейрен записывает за тобой. Он был моим секретарем целых пять лет, и я ручаюсь за его почерк. Кроме того, у меня есть и вполне эгоистический мотив. — Уголки его губ расплылись в улыбке. — Хотелось бы верить, что поколения будущих колдунов будут читать о твоей работе в новом томе «Книги мудрости» и восхищаться твоим незаурядным учителем. А как они узнают о моих заслугах, если ты не расскажешь им об этом?

Атайя подняла руки, признавая поражение.

— Ну хорошо, вы меня убедили. Обещаю начать писать что-то вроде дневника, как только вернусь в лагерь.

Оглядев книги и свитки, разбросанные на столе, она вынуждена была признаться себе, что очень благодарна всем этим давно умершим авторам, оставившим мысли и идеи, которые, возможно, послужат благу Николаса. Одно это доказывало правоту Хедрика.

— Может быть, работа заставит меня отвлечься от мыслей о Николасе. Проклятие! — воскликнула принцесса, ее прежнее возбуждение вернулось. — Как колдун мог унизиться до того, чтобы использовать подобное заклинание?

— Этот колдун считает, что если заклинание существует, то ничто не мешает применить его. — Хедрик помолчал, на лице его застыл гнев. — Губительный эксперимент Родри с обрядом передачи давно показал порочность подобного подхода.

Высокомерие его первого ученика вызывало неодобрение мастера, но в глазах Хедрика также таилось искреннее сожаление о том, что громадный потенциал Родри был использован так безнравственно и безрассудно.