Фредерик Дурбин - Костяной человек

Конлину казалось, что вокруг него распахнулись завесы, и он снова выходит на улицы своего детства. Здесь, под дрожащими на ветру кленами и дубами, сгорбившимися в преддверии холодов, был уже не век Интернета и маленьких телефонных трубок в кармане, которые фотографируют и снимают фильмы; это, скорее, напоминало ту эпоху, когда машины запирали на рычаг в форме буквы «т», у телефонов были круглые диски с цифрами, телевизоры настраивали большими, неуклюжими кнопками на передней панели. Конлин шел по тротуарам, огибающим деревья, где некоторые бетонные плиты встали горбом под напором корней. Деревья - хозяева этих маленьких городков в прерии, размышлял он; кроны деревьев - стропила над головой; корни глубоко проникают в землю и далеко выходят за пределы последних домов; стволы - это колышки, которые крепят к земле общину.

Велосипеды стояли, прислонившись к крыльцу, валялись разбросанные по двору игрушки. Лестницы, деревянные ступеньки которых были прибиты гвоздями прямо к коре, вели наверх, к ветхим платформам и домикам среди ветвей, их брезентовые клапаны на входе ветер раздувал, словно паруса пиратских кораблей. Все пронизывал теплый, рассеянный свет декоративных фонариков, уличных фонарей и окон домов.

Люди собирались на тротуарах, на вымощенных плитами тропинках, вдоль обочин, они болтали и смеялись, засунув руки в карманы курток, чтобы согреться. Некоторые кивали Конлину, другие улыбались, а кто-то не обращал на него внимания. Пожилые пары сидели в шезлонгах, накрывшись одним пледом. Висящие на верандах качели поскрипывали и раскачивались. Парок поднимался из кружек с горячим сидром, от его терпко-сладкого аромата у корня языка Конлина начала выделяться слюна. Две девочки-подростка пробежали мимо по опавшим, шуршащим листьям, кусая белыми зубами яблоки в карамели. Конлин беззастенчиво уставился им вслед, на джинсы, обтягивающие выпуклости их тел.

Здесь большинство фонарей из тыквы были настоящими произведениями искусства, их вырезали старательно, с любовью. Казалось, их лица гримасничают от пляшущего внутри огня, глаза следят за Конли-ном, щеки прыгают, а ноздри раздуваются.

Полицейская патрульная машина проехала вдоль улицы, бесшумно и медленно, мигая поочередно красными и синими огоньками. Кон-лин дерзко встретился глазами с сидящим за рулем полицейским, тот помахал ему рукой. «Привет. Удачного вечера, приятель».

Затем, с топотом, похожим на стук копыт приближающегося табуна, толпа детей в маскарадных костюмах стремительно вылетела на улицу. Недавно Конлин гадал, устраивают ли в этом городе на Хэллоуин обряд «кошелек или жизнь». Очевидно, да. Только он еще никогда не видел такого обряда. Здесь дети не только подходили к дверям дома, но и шныряли в толпе, как банда с большой дороги, как сорок разбойников, как викинги. И жители городка были к этому готовы. Они одаривали шалунов конфетами из пакетов, из рюкзаков, из багажников машин. Ухмыляясь, Конлин поднял вверх ладони жестом, говорящим: «у меня ничего нет», и волна ведьм, пришельцев и серийных убийц стала обтекать его с боков. Конлину показалось, что иногда во взглядах из прорезей масок мелькало сомнение, «грабители» оценивали его и убегали прочь. Невозможно обмануть детей, умных детей. Они знают, кого нужно бояться. Они чувствуют, когда «что-то страшное идет».

Шесть двадцать четыре. Конлин вгляделся в наручные часы. Неужели он действительно пробыл здесь так долго? Он прошел весь маршрут Парада против часовой стрелки и побродил по боковым переулкам, прислушиваясь к взрывам смеха, взволнованным крикам, звону дверных колокольчиков, хрусту сухих листьев под ногами. Он издали наблюдал за фосфоресцирующими жезлами и лучами фонариков в руках детей, за очертаниями их голов в остроконечных шлемах с антеннами, когда они собирались под уличными фонарями, чтобы похвастаться добычей и спланировать следующие атаки. Его приводило в восторг то, как их тени вырастают до громадных размеров на изнанке листвы, когда перед ними открывают двери.

Родителей не было. Вот в чем штука. Конлин никогда не видел, чтобы в «кошелек или жизнь» играли без родителей: обычно те стояли в сторонке и внимательно следили, не появятся ли настоящие ужасы Хэллоуина. Может быть, здесь это не нужно, потому что весь город все равно высыпал на улицы и стал всеобщей армией хранителей… или за этим стоит нечто большее?

Костяной человек обо всем заботится.

Правильно. Так и должно быть, восторженно подумал Конлин, свернул за угол Хаулет-стрит и направился к Совету ветеранов. Костяной человек заботится о своих. «Никто не хочет наступить Костяному человеку на мозоль», - именно так сказал Билли.

Людей становилось все больше, они подходили со складными стульями, одеялами и термосами. У некоторых зрителей были фотоаппараты, они готовились сделать новые снимки Костяного человека, которые заполнят их альбомы, их архивы для гостей, чтобы те удивлялись или смеялись над ними в близком и далеком будущем. Страницу за страницей заполнят эти снимки, подобно падающим осенним листьям. Вера и неверие. Для некоторых тайна остается тайной. Имея глаза, они не видят; имея уши - не слышат.

Конлин видел, и он слышал. Чем бы ни был этот Костяной человек, - а он намерен был это выяснить уже скоро, - эта ночь всегда принадлежала Джеку Конлину, призраку тьмы, идущему по краю земли. Он снова нашел ее после слишком долгого отсутствия. «Пес возвращается на блевотину свою», - сказано в Библии. Все внутри Конлина дрожало от шелеста мертвых листьев.

Не доходя половины квартала до Совета ветеранов, он уже оказался среди участников Парада в маскарадных костюмах, которые толпились, поправляли друг другу крылья, или плащи, или головные уборы, получали номера для конкурса, разговаривали приглушенными голосами из-под масок. Как и на фотографиях, костюмы, в основном, были хорошими, некоторые просто на удивление хорошими. Современные киногерои вперемешку со старыми, традиционными, и с оригинально придуманными, и с совершенно причудливыми. Там были вампиры с выбеленными мукой лицами и красными губами; мумия, закутанная с головы до пят в туалетную бумагу, и штук сто колдуний всевозможных размеров. Там был волк-оборотень, который больше напоминал собаку. Плавно скользили клоуны и феи. Женщина в резиновой маске старухи повисла на локте полицейского в старомодном мундире. Конлин задумался над тем, должно ли что-то означать их совместное появление. Он встретил горбуна, пирата, самурая, джентльмена, который ловко ковылял на трех ногах, высокое существо с горящими красным светом глазами и крыльями гигантской моли. Дважды заметил в толпе прыгающего ребенка, загримированного под уродливого карлика. Или, может, уродливого карлика, лишь слегка загримированного.