Дмитрий Лебедев - Многоликое волшебство

— Как вас зовут, сэр?

— Сэр Ринальд, барон Севвойский, полковник Хаббадской Императорской Гвардии, четвертый военный советник его Императорского величества князя Луккуса, командующий третьей армией Хаббада, — произнося все это офицер гордо выпрямился и стал похож на памятник самому себе. Видимо, он очень дорожил каждым из перечисленных им титулов и званий.

— Сэр Ринальд, — ответил на это Руффус, интуитивно выбирая из предложенного списка только имя офицера, и сразу почувствовал, как прямо-таки на глазах сник величественный монумент, — принимая все ваши соболезнования, я вынужден просить вас все же отказаться от попыток встретиться сегодня с королем Серроусом. Мои настойчивые просьбы отложить аудиенцию на более позднее время связанны с тем, что мне не безразлична ваша жизнь и, как следствие из этого, сами отношения Эргоса с Хаббадом. Если вы добьетесь немедленной аудиенции у короля Серроуса, то, учитывая мое знание его характера, а также его сегодняшнее настроение и состояние, единственным следствием из этой встречи будет приказ схватить вас и казнить. Не подумайте, что я пытаюсь запугать вас, но король Серроус вряд ли даже будет с вами разговаривать сегодня. Если вам не безразличны результаты миссии, а не только ваша жизнь, которой вы, безусловно, готовы пожертвовать ради службы, то, прошу вас, еще раз все взвесьте и перенесите свой визит на другой день, когда чувства молодого короля поулягутся и он сможет взвешенно говорить с вами об общем деле. Хотите, я могу передать ему обе ваши грамоты для предварительного ознакомления.

Все это Руффус произносил на одном порыве и очень эмоционально, так что, закончив, почувствовал, как у него сбивается дыхание. Сэр Ринальд тоже не сразу оказался способным отреагировать на этот монолог. Минуты на три он погрузился в напряженное молчание, сопровождавшееся не самым эстетическим почесыванием скул, а затем, приняв решение, быстро встрепенулся, вернувшись к привычному состоянию уверенности в себе.

— Приняв во внимание все ваши доводы, я вынужден согласиться с тем, что выбрал не самое подходящее время для своего визита и готов отложить его на несколько дней, но не хотелось бы надолго это оттягивать, потому как к соглашению желательно прийти до начала войны с мондарками, до которой, возможно, остались считанные дни. Я передаю вам для дальнейшего рассмотрения наши бумаги и удаляюсь, ожидая вашего решения. Мой лагерь будет в пятнадцати километрах к востоку от замка у деревушки Слейи. Предупреждая ваши опасения, сообщу, что основные мои силы будут размещены в пригородах Курры, а со мной останется человек пятнадцать рыцарей и их оруженосцы. Было очень приятно с вами познакомиться, принц Руффус. Примите еще раз мои соболезнования, и всего вам доброго. — С этими словами сэр Ринальд поклонился и, дождавшись ответного прощания, развернулся и поскакал прочь.

— Похоже, нам придется лишь сожалеть, что Руффус — младший брат, — долетела до него полушепотом произнесенная фраза.

Принц убрал обе грамоты в один из многочисленных бездонных карманов парадного платья и направился в башню, чтобы присоединиться к справляющим поминки. У входа в главный зал Руффус на минуту замешкался, потому как у него не было особого желания разделять со всеми свои сугубо личные переживания. Он обратил внимание на приближающегося Серроуса и решил, что войти в зал вместе с братом будет даже лучше.

— Почему ты еще не там? — еще на подходе спросил Серроус. Сухость и отстраненность его голоса больно кольнули.

— Я только что разговаривал у ворот с сэром Ринальдом, командующим хаббадскими войсками.

— Ты арестовал его? — продолжая свое движение уже в зале, так что Руффусу пришлось догонять его, спросил Серроус.

— Нет, потому…

— Как?! — Молодой король резко остановился и повернулся к брату. — Почему?

— Потому что он приехал один с чисто дипломатической миссией.

— Убийцы не могут обладать дипломатическим иммунитетом! — зал с интересом начал наблюдать за разворачивавшейся между братьями сценой.

— Он приехал передать нам свои соболезнования и…

— Запоздалое раскаяние убийцы, — резко произнес Серроус, — не может искупить вины! Куда они отправились?

— Не знаю, — соврал Руффус, предупреждая приказ брата о погоне.

— Даже этого не догадался выведать, — с явным разочарованием пробубнил Серроус. — Что-нибудь еще?

— Они передали тебе две грамоты, — Руффус запутался в идиотских складках торжественного платья, вытаскивая свитки. — В одной — соболезнования от сэра Ринальда, а во второй предложения князя Луккуса, — в пределах Эргоса не было принято упоминать об императорских титулах Строггов, — о перемирии на время возможных совместных действий против Мондарка.

— Какое уж теперь перемирие, — зло бросил Серроус, принимая грамоты и продолжая движение, оставив тем самым Руффуса одного на обозрение всего зала. — Не ожидал подобного от брата, — долетела до принца фраза, довершившая его публичное унижение.

Проходя мимо камина, Серроус, даже не посмотрев, брезгливо бросил в огонь только что полученные свитки, как бы окончательно поясняя официальную позицию Бертийцев по отношению к возможности переговоров со Строггами.

Заняв свое место за столами и оглядев собравшихся, Руффус почти не встретил к себе сочувствия и, тем более, одобрения. Похоже, что его положение никому не нужного и неинтересного своими взглядами ненаследного принца начало плавно трансформироваться в сторону полного его неприятия. Всего один диалог — и он уже почти изгой в своем собственном замке, хотя, поведи себя Серроус чуть-чуть по другому, ничего похожего бы не было. Удивительно, как за считанные дни после смерти отца, буквально на глазах разваливалась, казавшаяся столь крепкой, дружба принцев. Они отдалялись друг от друга с каждой минутой.

Поминки проходили именно так, как и должны были, если не считать того, что к Руффусу никто не обращался и не предлагал ему взять слово. Его словно не было вовсе, и Гендер не был настолько же отцом ему, насколько и Серроусу. В остальном же все было совершенно нормально.

Во главе стола сидел новый король, символизировавший непрерывность вечной бертийской династии. На противоположном конце стола находился Селкор, означавший вторую власть древнего Хаббада. Жрецы, при всем их влиянии на настроения и подданных и повелителей, давным-давно были отделены от светской власти. Единственный момент, когда они могли оказывать непосредственное влияние на судьбы светской власти, был ритуал передачи короны. Все остальное время они могли лишь проповедовать.