Андрей Посняков - Черный престол

— Кострома, Кострома, — пели девушки, — Костромища!

— Я недоволен вами! — сидя в резном кресле, резко выкрикнул Дирмунд. —Ни тобой, Истома Мозгляк, ни так нелепо сгинувшим Альвом. Вы ничего не добились, ничего!

Он с такой ненавистью взглянул на вошедшего Истому, что тот побледнел и, упав на колени, обхватил ноги князя.

— Не погуби, кормилец!

— Не погуби? — Отпихнув Мозгляка, варяг гневно выругался. — Ты же так и не смог погубить этого выродка Хельги! Выходит, я зря посылал к вам волка?

— Волка мы повидали, княже. — Валяясь на полу из толстых сосновых плашек, Истома незаметно вытер рукой выступившую на разбитой губе кровь. — И змей напустили, как ты и велел, да вот только не вышло. Не обессудь! Видно, этот выродок знает какое-то заклятье!

— Да, он не так прост, — чуть успокаиваясь, кивнул Дирмунд. — Но вы ж его совсем упустили! Где теперь Хельги-ярл? Что делает? Какие козни строит? А?

Истома уткнулся головой в пол, всем своим видом выражая полную покорность. Знал — пусть гневлив князь, но отходчив. Правда, и злопамятен. Да и что ж с того, что злопамятен? Знает — таких верных слуг, как Истома с Альвом, еще поискать — не найдешь. А Альва нет теперь, один он, Истома, остался, не считая молодого Лейва Копытной Лужи со слугой Грюмом. И на кого же, скажите на милость, полагаться Дирмунду-князю? Да полно, князю ли? Это Хаскульд — князь, а Дирмунд пока так, сбоку припека. И старшая дружина, и окрестные племена именно Хаскульду подчиняются, не Дирмунду. Вот сейчас что-то рыпнулись, так Хаскульд с дружиной тут же выскочил улаживать конфликт самолично. Оставил в Киеве за себя Дирмунда и уехал. А Дирмунд что? Для Киева пока пустое место. А как дальше будет — поглядим. К тому же и свои проблемы вдруг появились нежданно-негаданно. Их бы тоже не мешало решить, тем более что вроде бы момент такой настал. Затих пока князь, прошел гнев.

— Греттир Бельмо, Хаскульда-князя боярин ближний, третьего дня чуть мне всю бороду не изорвал преобидно, — стукнувшись в пол лбом, громким шепотом поведал Истома. — Уж скорей бы один ты, отец родной, Киевом правил!

— Станешь тут с вами скорее. — Дирмунд нервно дернул правым веком. — Ничего поручить нельзя, даже самого простого дела! Этот твой приблудный варяг, Лейв, он верен?

— Проверенный человек, батюшка княже, уж будь спокоен! — заверил Истома.

— Тогда вот что. Да встань ты на ноги, не ползай. Сядь вон на лавку. И слушай, да запоминай! — Взяв прислоненный к креслу посох, Дирмунд со значением пристукнул им об пол. — Дам тебе еще верных людей, из своей челяди, под твое и варяга Лейва начало...

— Спаси тебя боги...

— Ты знаешь, что пока дружина моя маловата, да и люди там разные. Верных — раз, два и обчелся.

Истома кивнул. Уж что-что, а это он знал прекрасно.

— Так вот, — понизив голос, продолжал варяг. — Я хочу иметь верную дружину. Пусть не сейчас, не сразу, постепенно. А чтобы люди были верны — их надо вырастить. Вырастить и воспитать так, как надобно мне! Есть одно тайное место в урочищах вниз по реке, рядом с древлянскими землями. Там уже строят острог, и вам — тебе и Лейву — надо будет попасть туда, и побыстрее. Проложить тайные тропы, мастеров, кто строит, убить, да так, чтоб никто на нас не подумал.

— Поистине, в таком месте хорошо отсидеться в случае чего, — одобрительно кивнул Истома, снова вызвав явное, к своему ужасу, неудовольствие варяга.

— Ты поистине глуп, — нехорошо прищурился Дирмунд. — Я тебе толкую вовсе не о том. В этом тайном месте мы будем выращивать молодую дружину, волков, преданных только своему вожаку — мне, и повязанных кровью. Для этого уже с сегодняшнего дня вы — ты и Лейв — начнете похищать мальчиков. До тринадцати лет, — с теми, кто старше, уже поздно что-либо делать, — и не младше десяти — слишком долго будут расти. Создайте им трудности, пусть они живут первый месяц в страшных мучениях, пусть голодают, бьются меж собой за пригоршню крупы, пусть погибают — оставшиеся в живых превратятся в волков. Воины-волки! Я сам буду обучать их. Тех, кто останется жив. Придет время, и с этой дружиной мне не будет страшен никакой Хаскульд, никакие хазары, которым сейчас поляне платят дань, никто! Это моя дружина будет расти, а вместе с ней будет расти и страх, что поселится в душах здешних людей, постепенно, исподволь, не сразу, но поселится обязательно. И тогда придет время древних богов — мое время!

Дирмунд вдруг захохотал, глухо и страшно, в глазах — ужасных глазах его — блеснул огонь Мрака.

— Оно скоро придет, мое время! — отсмеявшись, снова повторил он. — И ты, мой верный слуга, приблизишь его.

— О да, мой князь!

Изображая верность, Истома снова рухнул на пол.

— Для начала нужно уничтожить в городе радость. Пусть в душах жителей уже сейчас поселится страх. — Дирмунд подошел к окну, с ненавистью взглянул на веселящийся Подол — даже сюда, в детинец, доносились обрывки песен. Захлопнул ставни — с такой силой, что чуть было не погасли свечи.

— Нужно вызнать, кто самая веселая из этих девушек, кого все знают, ну, или почти все. — Дирмунд резко обернулся к Истоме.

— И тайно убить?

— Нет. Пока нет. — Князь оскалил зубы. — Этих молодых девственниц получат мои юные воины-волки! Получат в качестве награды... и мяса! Ваше дело — похитить девок.

— Исполним в точности, княже! Ужо сегодня же и начнем.

— Правильно, — одобрительно кивнул Дирмунд он же — Форгайл Коэл, Черный друид древних богов Ирландии.

— Греттир? Не тот ли это Греттир из Вика, длинный такой, с рыжей бородой и бельмом на левом глазу? — деловито переспросил челядина Снорри, как бы невзначай покрутив в руках бронзовый браслет довольно-таки грубой работы, но новый, еще не успевший потускнеть.

— Да, да, именно он и есть мой господин, — не отрывая глаз от браслета, подтвердил челядин. — Высокий, рыжебородый, бельмастый... Дочки у него, между нами говоря, те еще кобылы...

Снорри крутанул браслет на столе — по стенам корчмы побежали солнечные зайчики, отражаясь на лицах сидевших за длинным столом посетителей — бродячих волхвов, строителей-артельщиков, грузчиков с Подола, разорившихся, но не продавшихся окончательно в кабалу — в закупы, — смердов и прочей не очень-то почтенной публики, появиться средь которой одному и без доброго меча было бы равносильно самоубийству.

Впрочем, бывалый вид и острые мечи Хельги, Ирландца и Снорри вызывали невольное уважение даже у этих, готовых на всё, людей.

Грязная, по самую крышу вросшая в землю корчма Мечислава-людина, спрятанная от нескромных взглядов на заросшем леском склоне Щековицы, являлась не самым безопасным местом в Киеве, но привлекала к себе множество разных людей — что в данный момент было на руку молодому бильрестскому ярлу, буквально по крупице вылавливавшему нужную информацию о Дирмунде.