Джон Барнс - Вино богов

Королю нравилось беседовать с девушкой. Он сам не понимал, как это получилось, но почему-то сразу догадался, что ему либо придется принять на службу всех четверых кандидатов на важные посты, либо всем четверым отказать. Поэтому теперь еще сильнее, чем прежде, королю хотелось, чтобы трое остальных кандидатов преуспели в назначенных им испытаниях.

Король уже заканчивал завтракать и подумывал о том, что надо бы переодеться из пижамы во что-нибудь другое, когда в его покои вошли Мортис и Голиас. Алхимик держал в руках серебряное блюдо, накрытое зеркальным колпаком. Он низко поклонился королю и поднес ему блюдо. Мортис сняла колпак, и оказалось, что на блюде — небольшая бутылка, а в ней, без сомнения, Вино Богов.

Король взял бутылку и взвесил ее в руке. В ней было не меньше полного стакана напитка.

— Процесс изготовления прошел без особых сложностей, — сообщил Голиас.

Король Бонифаций улыбнулся:

— Я разолью Вино Богов в пять наперстков, и как только ваш товарищ вернется с победой, мы все выпьем за ваш успех и за мой удачный выбор.

Тут в двери кто-то громко постучал. Король крикнул:

— Войдите!

И вошел Кособокий с мешком, из которого выглядывала дюжина старательно вымытых голов гидры. Каждая из них вполне подошла бы крупному псу, не будь головы сине-зелеными и похожими на головы ящериц, да еще с глазищами на коротких стебельках, и не торчи из каждой пасти по единственному зловещего вида клыку.

— Восхитительно, — отметил король. — Давайте выпьем за вашу удачу и за то, что я успешно решил ряд административных задач. Безусловно, тут не обошлось без чистого везения, но быть везучим королем — это очень даже недурно.

И они выпили Вина Богов, и все было решено. Наверное, теперь следовало бы кратко поведать о том, что произошло за те годы, пока Аматус рос-рос и наконец вырос и смог ступить на тернистый путь приключений, — следовало бы, для того чтобы поскорее перескочить к приключениям как таковым. Но… в тот день, когда король утвердил всех четверых новичков на должности при дворе, произошло еще два немаловажных события. Когда Седрик состарился, он распорядился, чтобы эти два события были всенепременно отмечены в «Хрониках Королевства», ибо, оглядываясь назад, он решил, что события эти действительно имели большое значение. Ну а мы с ним спорить не вправе.

Первое событие заключалось в том, что король назначил Кособокого начальником стражи, а Седрика — верховным главнокомандующим.

Со вторым событием дело обстояло несколько сложнее. Дело было так. Король с Седриком занимались важнейшей работой. Они просматривали карту Королевства и решали, как наименовать новое поселение на северо-востоке страны: Бонифациебург, Бонифацвилль или просто Бонифаций, и в это время в дверь кто-то робко, тихо постучал. Если можно сказать о стуке в дверь, что он был «извиняющимся», то это был как раз такой стук.

От короля Бонифация не укрылся извиняющийся характер стука, и он приподнял бровь и посмотрел на своего главного советника, как бы спрашивая его тем самым, стоит ли сказать: «Войдите!» Седрик, видимо, также дал стуку сходную характеристику, поскольку мгновенно выпрямился и расправил плечи — наверное, решил, что ему понадобится высокомерный вид.

В покои короля бочком вошли трое людей, которых в обычное время вряд ли можно было увидеть вместе.

Первая из них, Вирна, была старая-престарая. Еще во времена правления отца Бонифация ее обвинили в убийстве мужа, пресловутого Вепря Великих Северных Лесов, — иначе говоря, отвратительного, дурно воспитанного провинциального лорда, замок которого стоял возле Великих Северных Лесов. На самом деле никаким вепрем он не был, но уж разбойником и людоедом — это точно. И поскольку совершенное дамой преступление скорее было благим для государства деянием, повесить ее не решились. Вместо этого прежний король приговорил ее к пожизненному подметанию дворца, за что она имела еду, крышу над головой и немного денег на карманные расходы. А с Вирны было взято торжественное обещание впредь не убивать никого, кто этого не заслуживал бы в той же степени, сколь ее печально известный супруг. После жизни с Вепрем все остальные казались Вирне людьми приятными во всех отношениях, поэтому она вскорости стала веселой и милой старушкой и исполняла, если можно так выразиться, роль почетной бабушки для многих молодых служанок во дворце.

Однако теперь она не улыбалась своей обычной теплой улыбкой. Она стояла перед королем и премьер-министром, в отчаянии заламывая руки.

Рядом с ней стояла Гвин, девушка, прибиравшая детскую, — милая, но не красавица. Внешность ее говорила о том, что ей на роду было написано стать нянькой, сиделкой или гувернанткой. На самом деле она сразу согласилась прибирать в детской, и после того, как в течение года подтирала и драила там пол не только за Аматусом, но и за всеми отпрысками гостящих во дворце лордов и королей, она не на шутку невзлюбила всех детей вообще и втайне уповала на то, что когда-нибудь ее полюбит какой-нибудь солдат с семейными наклонностями, который не потребует, чтобы она ему нарожала детей этак двадцать. Выражение лица у Гвин почти всегда было кислое, а улыбалась она крайне редко, поскольку кто-то ей сказал, что из-за этого она выглядит как добрая мамочка.

Теперь она стояла нервная, смущенная, растерянно кусала нижнюю губу, уставясь в пол, и казалось, что она впала в детство.

Последним из троих визитеров оказался гвардеец Родерик, и это было самым странным. Солдат, которого Седрик отправил засвидетельствовать победу Кособокого над гидрой, был их тех, кому верховный главнокомандующий доверял почти беззаветно. И вот теперь он выглядел нетипично озабоченным и, пожалуй, даже взволнованным. Плечистый верзила Родерик был гораздо умнее, чем казался на вид. Просто из-за флегматичного темперамента у Родерика развилась привычка время от времени таращиться в одну точку, раззявив рот, вот многие и считали его непроходимым тупицей. Впоследствии он оставил военную службу и стал знаменитым драматургом, творцом длинных кровавых эпических полотен, и оказалось, что прежде, пялясь в одну точку, он на самом деле уже сочинял в уме целые сцены и акты.

В то время Седрик, конечно, не ведал о том, какая блестящая литературная карьера впереди у простого солдата, но он знал, что Родерик гораздо смекалистей, чем кажется, и к тому же только притворяется неустрашимым, дабы не огорчать главнокомандующего. Словом, зрелище распсиховавшегося Родерика, нервно шарящего взглядом по сторонам, показалось Седрику дурным предзнаменованием.

Король и премьер-министр сразу заподозрили неладное, так как всех троих давно и хорошо знали и сразу увидели, что те пребывают в расположении духа, для себя крайне нехарактерном.