Анатолий Махавкин - Пасынки страны

Домик, с соломенной крышей, при свете дня, выглядел совершенно сказочно и в мире, где существовали подобные строения, как‑то совершенно не представлялись едущие автомобили и люди, общающиеся по мобильным телефонам.

— Чего встали? — подтолкнул я, остолбеневшего Сергея и он, испуганно вздрогнув, обернулся, — давайте, давайте, ножками. Пусть местный дед Панас объясняет, куда нас занесло.

Красные бутоны совершенно одуряюще пахли всё время, пока мы поднимались вверх. Какие‑то крошечные насекомые, безумно–розовой окраски, терпеливо исследовали алые лепестки, почему‑то вызывая странные ассоциации с прочитанной в детстве Дюймовочкой. Я сорвал один из цветков и показав язык обескураженной Вере, воткнул его в чёрные волосы Маргариты. Серёга глухо заворчал, но тем всё и ограничилось, а Рита прищурилась и послала мне воздушный поцелуй. Товарищ, видимо в отместку, сорвал ещё один бутон, больно уколовшись о длинный шип куста и попытался преподнести его моей благоверной. Но та, лишь раздражённо вышибла несчастный цветок в пыль и злобно покосилась на меня.

— Дурдом какой‑то, — пробормотала она, — ещё в зад ей вставь…

Марго повернула к Вере надменное лицо и моя жена тотчас попятилась назад, нервно поправляя изумрудные волосы, сбившиеся в некое подобие шапочки из мокрых водорослей. Кстати, а когда это они успели поменять свой цвет с тёмно–каштанового, на нежно–зелёный? О, и у Серёги тоже…

— Ребята, — сказал я, решив несколько разрядить обстановку, — похоже в речке, где вас угораздило искупаться, кто‑то забыл бочку зелёнки.

— Иди в задницу! — огрызнулся мой товарищ, — ощупывая свою скудную поросль, — я же молчу, как некоторые причёски в чернила окунают. Помылись бы, а то голова аж лоснится.

Рита толкнула скрипнувшую калитку и мы вошли во двор. Хм, даже покосившаяся поленница на месте — кто‑то клонирует домики? Сергей и Вера направились прямиком к деревянному крыльцу, украшенному изображениями пёстрых птиц, а Маргарита задержалась перед россыпью гороха. Кто‑то, видимо, не заметил дырки в мешке и потерял…Вот: сто пятьдесят семь горошин.

— Ровно сто пятьдесят семь, — констатировала Марго, поправляя цветок в волосах, — не смогла удержаться.

— Чувствуется бухгалтер, — ухмыльнулся я, — даже на отдыхе отдаётся любимому делу, без остатка.

Дверь домика распахнулась и наружу, как чёртик из табакерки, выскочил…Нет, ну и дед тот же самый! Только теперь в красной рубахе, с распахнутым воротом и полосатыми штанами, заправленными в высокие сапоги. Мне показалось, будто я увидел нечто лохматое, размером с кошку, пепельного цвета, скользнувшее из‑под ног хозяина в сумрак дома.

— Здравствуйте, гости дорогие! — старик гостеприимно развёл руками, словно собирался нас всех обнять, — добро пожаловать! Устали, небось, после такой то дороги. Путь то был, ничего себе! Проходите, располагайтесь, чувствуйте себя, как дом…Гх–х…

Дед поперхнулся и выпучил глаза. Потом быстро откашлялся и попятился в дом, куда уже успел пустить Веру и Сергея. Продолжая разглядывать меня и Риту он, едва слышно, шикнул в сторону. Кому это он, интересно? А с нами то что не так? Наверное, просто ужасно выглядим, от недосыпания и усталости.

Внутри дом оказался не менее архаичным, чем снаружи; по крайней мере, никаких признаков современной техники я не заметил. Огромная, просто‑таки чудовищных размеров, русская печь отнимала треть помещения, оставив место для деревянного стола на толстых, словно ноги стола, тумбах; трёх табуретов, по виду весьма неустойчивых и ещё какого‑то деревянного чудовища, отдалённо похожего на шкаф. Люстры я не заметил, посему исполинская оплывшая свеча посреди стола не вызывала особых вопросов. Ещё парочка таких, чуть поменьше, разместились на шкафу.

Я прошёл внутрь и обнаружил, притаившееся за печью, кресло–качалку, покрытое мохнатым клетчатым пледом. Тут же взбиралась в квадратное отверстие потолка шаткая лестница. То ли с чердака, то ли откуда ещё, поступал странный аромат чего‑то прянопрелого.

За печью глухо заскрежетало и старик громко откашлялся, как будто пытался заглушить странный звук. Потом повёл морщинистой ладонью.

— Присаживайтесь, гости, гм, дорогие. Я вас, с самого утра, дожидаюсь. Вот и покушать приготовил, для тех, кто имеет желание, — опять странный взгляд на меня и Риту, — а на полный то живот и известия можно послушать. Для начала, представиться бы не мешало. Меня зовут Подорожником, это, как травка то лечебная. А вас, гости дорогие?

— Дедуля, — сказал я, после того, ка он выслушал наши имена, — покушать — это, конечно, хорошо, но нам бы домой. Телефон бы нам, работающий. Есть такое?

Он отрицательно покачал головой и вид у него, при этом, был крайне виноватый.

— Понятно, — я потёр лоб, ощущая, как окружающий мир начинает куда‑то уплывать, — хорошо. Машины у тебя, как я понимаю, тоже — нет. Ладно, хотя бы объясни, как добраться до обитаемых мест.

Виноватое выражение на морщинистой физиономии усилилось стократ. Старик начал метаться по комнате, лихорадочно двигая табуретки и глухо бормоча под нос:

— Ох, батюшки светы! Ну и беспорядок! Это ж споткнуться и убиться можно! — он остановился, — ну, хотя бы чайку? С долгой то дороги, как не угостить, чайком то? Хороший, душистый, с медком? Егорка…А, не выйдет, чёртово отродье! Сейчас, сейчас…

Открыв рот, все изумлённо наблюдали, как дед взгромоздил на стол настоящий самовар, какой сейчас можно найти только в музее или на съёмочной площадке исторического фильма. Старик, при этом, двигался неожиданно проворно, для своих лет: раз — и самовар; раз — и банка с мёдом; раз — и три пузатых чашки на расписных блюдцах.

— Да вы присаживайтесь, присаживайтесь, — не успел я оглянуться, а он уже притащил кресло и едва ли не силой, усадил меня в это странное устройство. Остальных, дед разместил на табуретах, подсунув Вере и Сергею чашки с дымящимся кипятком. Третью он забрал себе. Странно, как‑то, — ну вот, теперь можно и поговорить.

— Так как там, насчёт дороги то? — я несколько офигел от круговерти, устроенной хозяином, — далеко до цивилизации? Скоро мы сможем домой попасть?

— Тут такое дело, — подорожник осторожно перелил чай в блюдце и хрустнул куском желтоватого сахара, — домой вы, похоже, не попадёте уже никогда. Погодите! — он поднял морщинистую ладонь, останавливая поднявшийся вал вопросов, — я сам всё расскажу, только вот с мыслями соберусь. Обычно всё как‑то проще…Егорка! Вот чёрт, кучерявый! В общем, вы из своего мира попали в наш, Страной называется. Обратной дороги не имеется, посему придётся остаток жизни доживать здесь.