Макс Фрай - Русские инородные сказки - 5

эскиз; бумага, карандаш

вечер, скамейка во дворике, на скамейке три набитых полупрозрачных магазинных пакета: коробка сока, хлеб, овощи, печенье, курица, обычный какой-то набор. рядом на корточках сидит юноша в костюме и галстуке и гладит бездомную кошку.

цветная; бумага, пастель

у моста на «белорусской» стайка молодых милиционеров взвешивает на уличных весах служебного ротвейлера. за процессом наблюдает небольшая толпа. у ротвейлера разъезжаются лапы, милиционеры весело переругиваются, люди в толпе смеются.

ч/б; рисовая бумага, тушь

на стоянке серебристая иномарка, в ней двое — он и она. он за рулем, в костюме, при галстуке. ему около сорока. она лет на пятнадцать моложе, тоненькая длинноволосая блондинка. вдруг он тянется к ней через подлокотник, гладит по голове и поправляет сережку в носу.

цветная; картон, карандаши

у фонарного столба стоит абсолютно лысый человек: куртка, мятые штаны, очки, руки в карманах. человек читает объявление, набранное ярко-красными буквами: «купим волосы, дорого».

цветная; бумага, акрил

в маленьком дворике, где-то вокруг «тверской», под старым тополем стоит недавно покрашенная скамейка: желтые доски, синяя спинка, черные гнутые железные ножки. на скамейке — лист журнального формата, на листе крупно напечатаны два слова: «пусть лежит».

цветная; картон, акварель

по большой никитской, переглядываясь и пересмеиваясь, идут две девушки, одна прижимает к груди ворох линованных бумажек, другая осторожно держит букет белых тюльпанов. рядом — то забежит чуть вперед, то, наоборот, приотстанет — семенит юноша в распахнутом черном пальто, с красным клетчатым шарфом на шее, и играет на скрипке что-то забавное.

ч/б; плотная бумага, тушь

по узенькой гаагской улочке мимо припаркованных машин медленно едет на велосипеде блондинка в спортивном костюме, волосы забраны в «конский хвост». она едет — и везет за руль второй велосипед, а по тротуару на другой стороне улицы трусцой бежит еще одна блондинка в спортивном костюме, с волосами, забранными в «конский хвост».

ч/б; ватман, уголь

в маленьком иерусалимском ресторанчике у накрытого на шесть персон столика лежит кукла-младенец в распашонке и подгузниках.

на полу. в проходе. лицом вниз.

цветная; доска, мелки

возле палаток со всякой снедью в переходе у метро стоит молоденький милиционер и разглядывает витрину с плюшками. на боку у него висит буро-зеленая фляжка, на фляжке кусок лейкопластыря с фамилией, накорябанной синей ручкой. к руке мальчика резинкой прицеплен розовый свисток.

цветная; гладкая бумага, акварель

на бульваре, за спиной у памятника крупской, прозрачным вечером накануне зимы высокий юноша в темном костюме и плаще, с огромной связкой белых и розовых воздушных шариков, спрашивает дорогу, склонившись к замотанной в платок пожилой даме.

Дмитрий Голобородько

Русалочка.ру

— Мама, а я не хочу щекотать мужчин! Я хочу с ними просто дружить, — сказала русалочка, высунув голову из-под одеяла. Это была еще совсем маленькая русалочка, величиной с подлещика, и напоминала она скорее морского конька-переростка, чем воспетое беллетристами мифическое существо.

Мама русалочки, утопленница Нина Федоровна, сочувственно поглядела на свою неразумную дочь.

— С мужчинами нельзя дружить! — отрезала она и, немного подумав, добавила: — Дружи пока лучше с крабами.

— А я не хочу с крабами! Они щипаются!

— Щипаются… Много ты понимаешь в жизни! Ладно, подрастешь — обсудим. А пока — спать!

— Мама, а мужчины тоже щипаются?

Маленькая русалочка перевернулась на бок, как бы предвидя, что не получит ответа на свой вопрос, и оказалась права: Нина Федоровна, решительно выключив электрического ската, уже затянула свою любимую колыбельную «Эх, хвост-чешуя, спи спокойно, дочь моя!».

Папа русалочки был дельфином — по крайней мере, так ей говорила мама. Впрочем, сама русалочка никогда не видела папу, а Нина Федоровна обрывала все расспросы о нем чеканной фразой «папа уплыл за косяком» — отговоркой, звучавшей вдвойне сомнительно, когда русалочка, повзрослев, узнала, что, во-первых, у дельфинов нет чешуи, а во-вторых, они не ходят косяками.

С самого детства мысли о мужчинах, которых почему-то надо щекотать, метались в русалочьей голове, словно стайка пугливых рыбок в ожидании встречи с хищной каракатицей. Периодически масла в огонь подливала соседка-камбала со своими плоскими шуточками типа «посмотри на меня, детка, и никогда не путайся с кашалотом». Русалочка старалась не обращать на это внимания — в конце концов, морские глубины не так скучны и безжизненны, как это кажется с суши, особенно для пытливых девичьих глаз. Но однажды настал день, когда Нина Федоровна, смахнув незаметную в пучине вод материнскую слезу, торжественно объявила, что русалочке пора «выйти в люди».

В лучах предзакатного солнца безлюдный пирс был так ослепительно красив, что к названию «пирс» невольно подмывало присобачить фамилию Броснан. С южной стороны чуть ниже уровня моря он был обильно покрыт буро-зеленой растительностью, и это позволяло русалочке оставаться незамеченной, даже подплыв достаточно близко. Подготовленная и принаряженная под бдительным присмотром Нины Федоровны, имевшей большой опыт работы в порту, русалочка была в тот вечер непередаваемо хороша собой. Ее глубокие выразительные глаза то и дело наплывали на густо насурьмленные брови, в ушах висели две серебристые блесны, а в волосах цветком роковой страсти торчала эффектная красно-зеленая мормышка.

Сердце русалочки бешено забилось в такт приближающимся шагам: по пирсу уверенно направлялся в сторону баржи молоденький матрос. Выждав, пока моряк поравняется с нею, русалочка, строго следуя наставлениям мамы, прокашлялась, чтобы голос звучал как можно ниже, и, тщательно выдержав паузу, бросила матросу как бы вслед:

— Мужчина, угостите даму сигареткой!

Они встречались у пирса каждый вечер, после заката. Подобно щупальцам гигантского осьминога, которым Нина Федоровна пугала дочурку в детстве, любовь оплела юную русалочку и ее избранника. Но молодой матрос с тоской поглядывал вслед уходящим за горизонт океанским лайнерам, бессовестно компрометируя надпись «Решительный» на своей бескозырке. Нет, он очень хотел быть решительным, особенно когда русалочка, высовываясь из воды по пояс, открывала перед ним горизонты куда заманчивей морских. Но сделать окончательный выбор мешало лишь одно фатальное препятствие: молодой матрос до смерти боялся щекотки. А у кораблей, как известно, не бывает случайных названий — ну, разве что «Академик Келдыш», да и тот при жизни был, поговаривают, весьма заслуженным человеком. Поэтому когда капитан «Решительного» приказал отдать швартовы, корабль взял курс на Мадагаскар, унося молодого матроса в ту замысловатую даль, где вместо русалочек плавают сплошные зеленые крокодилицы, на которых, правда, и жениться не надо.