Елена Федина - Я твоя черная птица

— Не спеши на него сердиться, мой мальчик. Конрада не было пять лет, кто знает, что с ним произошло за это время, и что он думает обо всех нас.

— Вот я и хочу, чтобы ты пошла к нему и узнала, что он там думает. От тебя-то он не отвернется.

— Ошибаешься. Вчера он уже сделал это. Разве Веторио тебе не сказал?

— От Веторио можно узнать только новый анекдот.

— Надо же…

Мне ничего было не понятно, я плохо спала ночью, всё утро пробегала, следя за уборкой парка и за подготовкой зала к вечернему пиру, голова моя болела, ноги ныли от усталости, и на сердце было невыносимо тяжело. Я тихо гладила густые и взъерошенные волосы Леонарда, а он уткнулся лицом мне в живот как олененок.

— Ты одна меня любишь, Веста.

— Не переживай так, Лео, ничего же еще не случилось. Ничего плохого Конрад не сделал, за исключением того, что никого не желает замечать. Давай оставим его в покое, раз ему так хочется, и будем веселиться. У нас же гости, и пир на носу. Или зря я так старалась?

— Ты права, няня… у нас гости, и мы будем веселится!

Леонард поднял ко мне лицо и натянуто улыбнулся.

— Дай-ка я тебя все-таки расчешу, — сказала я, — мне давно надоело, что ты ходишь такой лохматый.

— Ну, попробуй, — разрешил он великодушно.

Я нашла самую крепкую расческу. Он не сопротивлялся и напоминал теперь добродушного пса, хотя нрав у него был отнюдь не добродушный. По старой привычке я одновременно поправляла ему кружева на воротнике и застегивала пуговицы.

— Я уже забыл, когда ты меня одевала, — сказал он, лениво откинувшись на спинку дивана, — хорошо быть ребенком!

— Тебе никогда не нравилось быть ребенком, — заметила я, — ты непременно хотел вырасти.

— Это потому что я — младший. Филипп был слишком умным, Конрад — слишком сильным, а я только путался у них под ногами. Третий сын барона Вильгельма, смешно сказать! Почти что никто… Когда они оба канули, один пропал, другой разбился, я вдруг понял, что теперь я один. Один! И у меня даже голова закружилась от сознания собственной значимости!

— Никогда не смей так говорить, слышишь? Тем более мне.

— Да что теперь говорить! Явился Конрад и даже ни слова не говоря дал мне понять, кто я есть… мне кажется, я его боюсь, Веста.

— А вот об этом никому не нужно знать, Лео. Ты должен ходить и улыбаться, как будто ничего не случилось.

— Ты права, надо улыбаться.

Леонард подошел к зеркалу, ослепительно улыбнулся, но потом скорчил недовольную гримасу. Скрывать свои эмоции он не умел.

— А что Корнелия? Она его видела?

— Нет, она уже поднялась к себе, когда он появился, — сказала я уверенно, и чтоб уйти от скользкой темы, решила на него немного поворчать, — и хочу тебе заметить, мой дорогой, что вел ты себя вчера отвратительно.

— Вот как?

— Да так. С Веторио ты можешь обращаться, как вздумается, но про то, что Корнелия сидит рядом, ты же должен был подумать!

— Мне надоела эта надменная кукла, пусть оскорбляется сколько ей угодно!

— Она все-таки твоя жена.

— Вот именно. Пусть сидит у себя и вышивает платочки, раз она такая порядочная!

Я поняла, что если я продолжу свои нравоучения, он закипит как суп на плите, и успокоить его будет очень трудно. Я могла себе позволить пожурить его как в детстве, но всегда чувствовала грань, через которую переступать нельзя.

— В общем, ты мое мнение знаешь, — сказала я, — не нравится мне всё это.

— Знаю, — кивнул он, — и хватит об этом.

— А на Веторио ты уже не злишься? — спросила я, чтобы хоть о чем-нибудь спросить, а может, мне и вправду было интересно, чем закончилась вчера эта сцена ревности.

— Нет, — усмехнулся Леонард, — я влепил ему пару затрещин и успокоился.

— За что?!

— А… просто так! Куда он лезет!

— А он? — спросила я.

— А что он? Попросил еще! Ей богу, без Веторио мне было бы скучно жить!

Я молчала. Как-то противно было от всего этого и стыдно, причем, и за одного, и за другого.

— Кстати, Веста, я собираюсь сегодня нарядить его Тенью Эриха Второго, — объявил Леонард, — сходи с ним в барахолку и найди какое-нибудь старье из той эпохи. Ты одна знаешь, где что лежит.

— Мне только и дел, что рыться с ним в барахолке! — сказала я недовольно, но на самом деле никакого недовольства у меня не было, скорее любопытство.

— Не самому же мне туда идти, — вполне резонно заявил мой барон.

— Хорошо, — я не стала ломаться, — найду твоему любимцу всё, что нужно. Пусть зайдет за мной.

Когда Леонард ушел, я выглянула в окно. Во дворе я увидела вчерашнюю картину: на ступеньках опять стоял Веторио в своих желтых штанах и беседовал с Конрадом. Похоже, кроме него, мой воспитанник никого тут не считал достойным разговора!

6

Он вежливо постучал. Поскольку Сониты не было, я открыла сама. На пальце этот шут вертел ключ от барахолки и был как всегда в прекрасном расположении духа, как будто не его вчера отколошматили, отмыт до блеска, тщательно причесан и свеж как именинник. Воротник и манжеты сверкали белизной, все пуговицы отливали перламутром и, главное, все были на месте.

— А, это ты, Тень Эриха? — усмехнулась я, — проходи.

Он прошел в мою гостиную и огляделся.

— Так вот где обитает самая загадочная дама замка Карс?

Настроение у меня, в отличие от него, было самое скверное.

— Я в твоих комплиментах не нуждаюсь. Ты мне их наговорил уже достаточно.

— А ты злопамятная! — сказал он, как мне показалось, с удовольствием, и я решила это удовольствие пресечь.

— Зато ты совсем не злопамятный, — заявила я презрительно.

И он прекрасно понял, что я имею в виду, потому что улыбка с его лица все-таки сползла.

— А мне и не положено, — услышала я, — я же только Тень.

Мне хотелось ответить что-то ядовитое, потому что я терпеть не могла безвольных прихвостней, которые еще и позволяют себе, когда хозяин молчит, надо всеми насмехаться, но смотрела на него и думала почему-то совсем о другом: как же он хорош, когда не ухмыляется.

Вчера, когда у него было такое лицо, мне показалось, что он умнее всех нас. Я, конечно, ошиблась, потому что умный ни за что не стал бы ради праздного безделья, дармового обеда да нарядного камзола терпеть все выходки несносного Леонарда и давно бы нашел себе другое место. Но вот опять появилось такое чувство, будто он знает меня лучше, чем я сама. Как будто насквозь меня видит! Может, поэтому меня так задевали его слова?

Я не стала ничего отвечать. Умный он, или нет, какое мне дело? Не давать же мне ему советы, как жить и с кем водиться. Если он сам себя считает только тенью, значит так ему и надо!