Вероника Иванова - На полпути к себе
— Ты... ты убил его... — голосом, потерявшим эмоции, сообщил «отступник».
— Я знаю, — очевидный лично для меня факт, не требующий подтверждения. — Я просил остановиться.
— Ты...
Наверное, он любил сына. Чем иначе объяснить горе, медленно, но верно, проступавшее в безумном взгляде? Что ж, у любого, даже самого отъявленного злодея, есть уязвимое место. Но далеко не у всех это — любовь к своим детям...
— Ты... — вены на его лбу вздулись. — Я уничтожу тебя!
Да пожалуйста. Взял бы палку поувесистее, и я оказался бы совершенно бессилен... К сожалению для мага — и к огромному счастью для меня — тот, кто с детства привыкает пользоваться чарами, даже не задумывается о том, чтобы хоть раз обратиться к иному оружию...
Он, наверняка, выбрал самое сильное и испытанное из доступных заклинаний. Точно не вспомню, как оно называется в Анналах[5], а я в своё время узнал его, как «давилку». Если вкратце, эти чары действуют примерно так: ближайший к жертве обособленный слой Пространства насильно уплотняется до состояния, когда его практически можно резать ножом (разумеется, если найдёте подходящий нож), и схлопывается в одной точке. Что-то в этом роде... Не знаю, на какой результат рассчитывал маг, а я получил возможность наблюдать Фокусирующий Щит в действии...
Мантия перехватила поток заклинания не то что на подходе, а в тот самый миг, когда он только-только покинул Кружево «отступника», не дав чарам занять необходимый для нападения Периметр. Нити волшбы уткнулись в прогнувшуюся поверхность Щита, увязая в его верхнем — пористом — слое, стекли в точку фокуса, где были заботливо скатаны моей подружкой в клубок, и... Прянули обратно. К тому, кто вызвал их из небытия.
Обычный зритель заметил бы лишь, как воздух передо мной задрожал летним маревом, по зеркалу которого — от краёв к центру — побежали капли мутной росы. Вот из них образовалось целое сферическое озерцо, размером не больше яблока. Вместе с последними каплями оно втянуло в себя дрожащие волны воздуха и, помедлив чуть дольше вдоха, стремительным виражом вонзилось в грудь мага...
Хорошо, что я сообразил закрыть глаза и задержать дыхание, потому что в следующий момент тело мужчины взорвалось, рассыпая по всей комнате брызги крови, ошмётки мяса, крошево костей и прах одежды. На вашего покорного слугу попало изрядно, но, поскольку ещё до того, как привязать к креслу, маг снял с меня всю одежду (а как же иначе — надо же было убедиться в отсутствии амулетов и тому подобной ерунды), урон был признан незначительным. Кем признан? Мной, конечно же. Но глотать стекающую по лицу кровь не особенно приятно, и я попросил:
— Почтенная, Вы не могли бы... меня освободить?
Молчание.
— Почтенная!
Наконец, я слышу неуверенные шаги. Ведунья подходит к тому месту, где минуту назад стоял полный сил и такой страшный для неё маг. В синих глазах старухи пленённой птахой бьётся страх.
— Что... ты... такое?...
— Оставьте эти глупости, почтенная! Мне холодно и... грязно!
— Я ничего не могла поделать с этим магом...
— Почтенная! Он полжизни совершенствовал умение нападать и отнимать, а Вы учились оберегать и сохранять! Прошу, поторопитесь, а то я задохнусь!
Ведунья взяла со стола нож и, задумчиво трогая лезвие пальцем, сказала:
— Ты опасен... Очень опасен... Почему я должна тебя освобождать? Мне следует завершить то, что не удалось магу...
Вот и объясните мне, что такое людская благодарность!
— Почтенная! — Я начинал холодеть не только от отсутствия одежды. — Вы производите впечатление разумной женщины... Не совершайте ошибку, о которой будете жалеть всю оставшуюся жизнь!
Вру, конечно. Не о чем ей будет жалеть. Можно подумать, моя тушка нужна кому-то целой и невредимой, и этот кто-то сурово накажет убийцу...
— А ты испугался, — меланхолично констатировала старуха.
Кто бы отрицал... Я не хочу умирать, как правильно отметил неудавшийся похититель чужих сокровищ.
— Почтенная, одумайтесь! Нида, да хоть Вы ей скажите!... — я использовал последнюю надежду на спасение.
— Нида... — ведунья вздрогнула. Взгляд женщины мгновенно заволокло пеленой слёз, и я услышал горестный всхлип: — Девочка моя...
— Что с ней? — невольно подаюсь вперёд и плачу за это больно впившейся в горло верёвкой.
— Он зачаровал мою девочку... — руки женщины бессильно обвисли.
— Как именно?
— Не знаю... Воткнул что-то в грудь, она и затихла...
— Почтенная! — строго сказал я. — Немедленно освободите меня, если хотите, чтобы Ваша воспитанница вернулась к вам живой и невредимой!
— Ты... сможешь...
— Если время не упущено, смогу, — обещаю так твёрдо, как только получается.
— Хорошо, но... Тебе хватит одной руки?
— Одной руки? Наверное... — ответил я прежде, чем понял, какой опасностью грозит этот ответ.
Ведунья перерезала верёвку, проходящую за спинкой кресла и под сиденьем — соединяющую петлю на моей шее и связанные щиколотки. Потом на свободе оказалась моя левая рука, но лишь для того, чтобы тут же быть заломленной за спину: хвост удавки обхватил запястье, вздёргивая его к загривку. Далее пришла очередь ног — старуха стреножила меня, как лошадь, оставив возможность совершать лишь крохотные шажки, и только тогда разрезала путы, удерживающие на подлокотнике мою правую руку.
— Я буду следить за каждым твоим движением, — хмуро сообщила ведунья. — И если увижу, что ты...
— Где Нида? — не то чтобы я торопился спасать девушку, но от печальных угроз старухи становится не по себе. Очень не по себе.
— В соседней комнате...
Путаясь в затёкших ногах, я поплёлся в указанном направлении, неестественно выпрямив спину, чтобы дать шее хоть немного отдыха.
Собственно, не составляло труда догадаться, что предстоит обнаружить в теле юной ведуньи. Разумеется, маг не остановился бы после того, как его сын выпил бы меня: участь старухи и её преемницы была предрешена. Уверен, ведунья прекрасно это понимала... Любопытно, зачем она послала деревенского пацана за мной? Надеялась, что моё появление что-то изменит? Чувствовала, что я смогу справиться там, где струсила сама?...
Как заявил сам «отступник», у него было мало времени. А что делает человек, вынужденный считать каждую минуту? Правильно, старается не делать лишних движений! Можно выпить Силу самолично, а можно... Заготовить впрок. Правда, для этого нужен некий специфический инструмент. Кридда. Или, как её ещё называют, «Жало Пустоты». Откровенно говоря, сие поэтическое название мало соответствует истинной механике действия кридды[6]. Она не жалит. Она высасывает...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});