Саша Молох - Клинок Ворона

Выругавшись, я развернулась с четким намерением вернуться на теплую и комфортную опушку. Не тут-то было. Между мной и лесом словно поставили прозрачную, но очень прочную перегородку. Ее прочность я проверила собственным лбом. Потирая намечающуюся шишку и бормоча под нос нецензурные ругательства, я предприняла еще одну попытку. Фигушки, или, если по литературному, оставь надежду всяк сюда, вернее, отсюда вышедший. Обратно уже никто не пустит.

Загадочный лес сам решил вопрос «стоит или не стоит идти на равнину? ». Честно говоря, мне решение не понравилось. Но кто меня спрашивает? Поэтому оставалось только поплотнее закутаться в куртку, накинуть на голову капюшон, запрятать уже начинающие замерзать руки в карманы и очень быстрым шагом пойти вперед.

С учетом того, что идти приходилось по гладкому отполированному льду, лишь слегка присыпанному снегом, «очень быстрый шаг» вскоре сменился на «средний неторопливый», а потом на «медленный и осторожный».

Замерзла я почти сразу. Тонкий свитер и летняя куртка не были серьезной преградой для холода. Он пробирался сквозь них, как отважный разведчик сквозь вражеский стан, полный в дрова пьяных и невнимательных воинов. Первыми потеряли всякую чувствительность руки, потом пришел черед всего остального.

А еще зверски захотелось есть. Такого аппетита у меня не было со времен школьных столовых, насыщение в которых носило чисто иллюзорный характер. На секунду затормозив, я онемевшими руками вынула из рюкзачка сверток с бутербродами, аккуратно отделила один, а остальные спрятала обратно. Кто знает, сколько мне еще предстоит топать?

Бутерброд был черствым и невкусным, но когда очень хочется есть, на этом не сильно зацикливаешься. Так что, быстро проглотив один, я еле сдержала себя, чтобы не залезть в пакетик и не изничтожить оставшуюся там еду. Странное колдовство леса, делающие меня существом без потребностей, развеялось. Было холодно, хотелось есть, и уже мигала сигнальной лампочкой усталость.

Мысленно я провела ревизию содержимого своего рюкзачка. Может, там шарфик завалялся, или на крайний случай носовой платок? Даже при всей своей предусмотрительности, перед выходом из дома я не захватила ни шубы, ни теплых сапог. Содержимое рюкзачка было удручающе скудным: маленькая пластиковая бутылочка с водой, спички, бутерброды и компас. Интересно, на какую часть тела надо надеть компас, чтобы стало теплей?

Кстати, если я ощущаю холод, возможно, компас тоже образумится и прочувствует направление? Пришлось снова затормозить. Замерзшие пальцы долго возились с застежкой кармашка. Наконец, надежда всех путешественников и мореплавателей была извлечена на свет божий, вернее, на ночь. Стрелка прибора, слегка покачиваясь, послушно замерла, информируя, что я сейчас иду на юг, а север остается ровно за моей спиной.

«Молодец», — вставший на путь исправления приборчик следовало похвалить. — «Юг — это хорошо. По крайней мере, там должно быть теплее».

Я шла долго. Равнина за это время ничуть не изменилась, ветер гнал по льду поземку, звезды все также перемигивались над головой. В какой-то момент я поняла, что больше не могу сделать ни шага. Ноги одеревенели и перестали слушаться. Мышцы болели. При каждом вдохе легкие обжигало, а выдох не мог согреть даже губ. Глаза слезились от ветра. Я остановилась, осторожно села прямо на лед и стала рассматривать звезды. Идти дальше я не могла. Да, я прекрасно понимала, что через полчаса меня можно будет выставлять экспонатом в музее ледяных фигур, но силы иссякли, закончились, как завод у детской игрушки.

Этo меня не удивило, пожалуй, даже дало повод гордиться собой — протопать столько по такому морозу не каждый сможет. Конечно, замерзнуть посреди равнины — не самый приятный способ свести счеты с жизнью, но выбирать не приходилось.

Зато какие здесь были звезды! Я смотрела на них, лишь иногда протирая слезящиеся глаза и чувствуя, как вода тут же застывает на щеках льдом.

У нас такого неба не бывает даже в августе за городом, когда отчетливо можно различить созвездия и белую полосу Млечного Пути. Крупные, яркие горошины висели на небе, как колония светлячков. Каждая обладала своим цветом, от винно-красного до бледно-голубого, из-за чего небо напоминало сундук с сокровищами какого-нибудь сказочного падишаха. Весь этот ковер перемигивался и переливался, иногда вспыхивая росчерками метеоритов.

Меня клонило ко сну. Может от холода, который уже не чувствовался, а может от усталости. Веки слипались, хотелось свернуться клубком, закрыть глаза и послать весь этот сумасшедший мир к чертям. Что я и сделала.

Мне снились прозрачные фиолетовые горы, изрезанные коридорами шахт. Внутри них кипела какая-то суета, маленькие темные фигурки толкали перед собой тяжелогруженые тележки. Я четко видела, как одна из них вдруг вырвалась из рук возчика и сама собой покатилась вниз по пологому ходу шахты, по дороге раздавив две не успевшие увернуться фигурки.

Очнулась я от того, что кто-то довольно бесцеремонно меня обнюхивал, обжигая онемевшее лицо горячим дыханием. «Наверно, белый медведь», — вяло подумала я и попыталась открыть глаза. Не получилось. «Пришел мною ужинать, скотина», — после некоторых усилий мне удалось приоткрыть смерзшиеся губы и прошептать:

— Я ядовитая. Живот будет болеть.

Медведь проигнорировал реплику, продолжив свое увлекательное занятие. «Интересно, чего ему надо?» — только любопытство могло пересилить тяжелую сонливость. Пришлось открывать глаза, разлепляя спаянные холодом ресницы. Сначала я не видела ничего, кроме белесого марева. Некоторое время понадобилось, чтобы сообразить, что я просто лежу лицом вниз, и вполне естественно — вижу только лед с белыми разводами снега. Пришлось переворачиваться.

Постепенно в зоне видимости появилось небо, а на его фоне серая тень с двумя сверкающими изумрудами вместо глаз.

— Ты кто?

Тень неуловимым движением приблизилась. Теперь стали различимы серебристая шерсть, чуть закругленные уши, а в нос ударил терпкий запах псины.

— Собачка, — прошептала я, — какая у тебя шерстка серая... Иди сюда, я тебя поглажу...

Существо сделало шаг вперед, задрало голову вверх и надрывно завыло. От этого резкого звука в висках у меня что-то раскололось, перед глазами вновь мелькнули фиолетовые горы, а потом все бережно закрыла бархатная темнота.

Как мечтает очнуться настоящий герой? Правильно, в мягкой кровати, нежно укрытый теплым одеялом, в окружении заботливых родственников, которые носятся туда-сюда в поисках чая с малиной, любимой кружки в горошек или интересной книжки. Герой должен ощущать себя героем — иначе, зачем он делал все те многочисленные глупости, которые другие называют подвигами?