Александр Прозоров - Последняя битва

В дверь постучали.

— Кто там? — громко поинтересовался Зверев, отойдя к брошенному на скамье поясу с саблей. — Открыто!

Створка медленно поползла внутрь, за ней стали видны знакомые лица.

— Прости, княже, не признали тебя намедни, — облизнув губы, осторожно начал тот, что старше.

— Ерунда, — отмахнулся Андрей. — Кабы обидное чего сотворили, я бы вам на месте голову отсек. А что не признали, так мы вроде и не знакомились.

— Купцы мы олонецкие, — скинув шапки, один за другим просочились в светелку вчерашние знакомцы. — Житоложины по отцу будем. Он Юрий, я же Михаил. Ушкуй добротный недавно справили о двух мачтах. Почитай, тыщу пудов взять может…

— Каюту мне отдельную отведите, — наклонившись к поясу, расстегнул сумку Андрей. — Товар мой в соседней горнице. Объемный, но легкий. Вы ведь, коли олонецкие, железо, небось везете? Скобы-гвозди, клинки да топоры разные?

— Оно как бы так… — забеспокоился младший, который именем Михаил, и схватился за бороду.

— У железа вес большой, а места занимает немного, — кивнул Зверев. — Так что меха к нему в трюмы добавить — самое милое дело. И на пеньку еще место останется.

— Ревень у нас в бочках, — полушепотом признал старший Житоложин. — На торг покамест и не выкатывали.[3]

— Раз трюмы полны, тогда в путь нужно отправляться. — Князь кинул купцам две монеты. — Обещанный задаток. Меха заберите. Как готовы отчалить будете — известите. Я пока здесь обожду. Знаю я корабельные каюты. Все они с воронье гнездо размером. Еще успею в тесноте насидеться.

— Дык, коли плыть, — переглянулись братья, — так оно хоть завтра. Солонины и капусты квашеной в дорогу купить — да и двигаться. Сказывали же, мы в Кореле еще не разгружались. Вчера как раз думу думали: дальше плыть али здесь на торгу выставляться. Ну а как ты, княже, слово свое сказал, так мы и решили: знак сие нам от Николая-угодника. Коли прибыток получить хочешь, рисковать надобно.

— Быть по сему, — кивнул Андрей. — На рассвете буду у вас на борту. Ныне же, коли расклад такой случился, распоряжения мне оставить для слуг надобно.

— Слушаю, княже, — поняв намек, попятились к выходу купцы. — Не станем отвлекать.

Хлопот у князя Сакульского на самом деле было совсем немного. К путешествию он готовился давно, и все нужные приказы были отданы еще месяц назад, надежные толковые холопы расставлены старостами и приказчиками, амбары и погреба опустошены, для московского подворья отправлено серебро на неизбежные в столице расходы. Все, что требовалось — это отпустить струг да наказать рыбакам, чтобы упредили в княжестве о его отъезде. Изначально ведь он только через неделю в путь собирался, через Новгород. Но грех не воспользоваться случаем, раз уж подвернулась такая удачная оказия…

Олонецкий ушкуй мало уступал по размерам обычной новгородской ладье и имел примерно десять шагов в ширину и около тридцати в длину. С ладьей его рознили в первую очередь куда более стремительные обводы. Если первая напоминала половину бочонка со слегка скругленными формами, то ушкуй походил на веретено: борта плавно расходились от носа к середине корпуса, а потом сходились обратно на острие. Скорость — выше, но трюмы — увы, меньше.

Вторым отличием была знаменитая ушкуйная двуносость: нос и корма корабля были срублены совершенно одинаково, имели высокий бушприт и место для крепления рулевого весла. Благодаря этому ушкуй мог с одинаковой легкостью плыть в любую сторону — достаточно лишь руль перенести да парус перекинуть. На море это, может быть, достоинством и не являлось — но зато позволяло купцам смело заплывать в любую реку на любое расстояние, не боясь оказаться в ловушке. Как только берега становились слишком узкими, ушкуй просто останавливался, рулевой переходил с места на место — и через несколько минут путники могли спокойно плыть обратно. Разворачиваться для этого корабельщикам не требовалось.

Надстроек на нем тоже было две, совершенно одинаковых: треугольной формы, пяти шагов в длину и трех в ширину, да еще и высотой Андрею от силы по плечо. Соответственно, пользоваться ими можно было только двумя способами: или сидеть за столом — кушать, писать или читать, — или спать на узкой постели. Помимо кровати и стола, места хватило только на сундук с двумя врезными замками. В него князь даже не попытался заглянуть — походную чересседельную сумку и небольшой сундучок велел просто положить сверху.

Убедившись, что вещи и оружие сложено, Андрей вышел на палубу. Над Вуоксой как раз начинало светать, вокруг крепости по протокам полз осторожно туман, словно надеялся, что его не заметят. Дозорные на единственной башне скучали, опершись на рогатины, и, вполне может быть, даже дремали.

Купеческие ушкуйники, отчаянно зевая, сдернули с «быков» причальные канаты. Течение тут же развернуло глубоко сидящий корабль и, ласково покачивая, понесло к совсем близкой Ладоге. Старший Житоложин огляделся, принюхался, прошелся от борта к борту и наконец решил:

— Парус прямой ставьте. Ветерок слабый, но вытянет. Успеем еще веслами намахаться.

Корабельщики засуетились, разбираясь в паутине снастей, что-то отвязали, что-то подкрутили, дружно, все шестеро, взялись за канат — и на передней мачте быстро вырос большой белый прямоугольник, рахитично попытался выпятить грудь, но без особого успеха. Однако за бортом тут же зажурчало — пусть и слабую, но какую-то тягу он все же давал. А когда ушкуйники подняли парус на вторую мачту — ускорение судна стало заметно даже простым глазом.

Прибрежные наволоки, украшенные сонным, полурастворившимся в дымке табуном, побежали назад, промелькнули над головой три крупные вороны, каркнули, и тут же вместо них появились такие же большие чайки.

— Хорошая примета, — оценил знак Похвиста купец и широко перекрестился. — Кабы такой ветер да все время — так за полмесяца бы и дошли.

Ушкуй выкатился в Ладогу, повернул нос на юг, легко и непринужденно разрезая пологие волны. Ушкуйники, закрепив канаты, натянули между мачтами потрепанный полотняный тент и развалились на палубе, не подстелив даже тюфяков. Вскоре все они дружно засопели.

— Моряк спит, зарплата идет, — усмехнулся Андрей. — Вот работнички. Пахом, вы тоже себе спальное место возле моей каюты организуйте. Внутри места так мало, что к себе пустить не смогу, даже если бы и захотел.

— Ничто, княже, — кивнул дядька. — Чай, не зима на улице. На воздухе токмо свежее.

Под попутным ветром ушкуй еще до вечера домчался до Невы. Однако в темноте входить в реку с быстрым течением купцы не рискнули, переночевали под грозными стенами Орешка. С рассветом посадили шестерых корабельщиков на весла, вышли на стремнину и уже через полдня вышли в Финский залив. На мачту взметнулись все паруса: два прямых, два косых и еще два мелких треугольника перед самым бушпритом. Ушкуй весь напрягся, задрожал и стремительно, словно на рысях, помчался на запад.