Сергей Чехин - Эльфовладелец

Добрый доктор смазал кожу какой‑то фиолетовой мазью. Наверное, вытяжкой из слюли. Хотелось верить, что он все сделал правильно и шрама не останется. Такое милое личико он совсем не украсит.

— Ничего, до свадьбы заживет, — с улыбкой ляпнул я и тут же прикусил язык.

Действительно, какая у рабыни может быть свадьба. Ушастые в этом мире бесправнее скота. Коров (или кто тут вместо них) по крайней мере разводят, а эльфов тупо сживают со свету. Фашисты хреновы.

— Хозяин, я могу обратиться?

— Когда захочешь. Можешь уже не задавать этот глупый вопрос.

Триэль потупила взор. Тонкие пальчики с маленькими перламутровыми ноготками вцепились в ручку корзины.

— Ну?

— Вам не стоило вступаться за меня.

— Стоило. Калас — паршивый урод. Распустил руки в чужом доме.

— Я считаю, что царапина на щеке вовсе не повод для дуэли. Ведь господин Калас не убил меня и не искалечил. Я могу продолжать полноценно трудиться.

Я невесело усмехнулся и провел рукой по своим волосам. Если вспомнить нашу историю, то рабы считались не более чем имуществом. И за его порчу полагалась компенсация. Здесь все то же самое. Если раб жив и может работать, то и претензии предъявлять бессмысленно.

— Дело не в этом.

— А в чем?

— Неважно. Что в корзине?

— Ох, сейчас…

Триэль расстелила на земле покрывало и выложила на него сверток с какой‑то сдобой. Румяные пирожки с заплетенными в косички краями.

— Ваши любимые булочки с творогом и медом.

Я похлопал себя по пузу. Неудивительно, что любимые.

Эльфийка спрятала промасленную бумагу в корзину и отошла. Руки за спиной, глаза в пол, стоит не дышит.

— Садись рядом.

Триэль послушно опустилась на колени и села на пятки. Я протянул ей булку, взял и себе. Откусил небольшой кусочек и отложил в сторонку.

— Невкусно? — с испугом произнесла рабыня.

— Вкусно. Очень. Просто не могу есть. Завтра мне предстоит убить человека. Или погибнуть самому.

Девушка решила не развивать эту тему. Принялась с жадностью поглощать булочку. От сдобы не осталось и следа за считанные секунды. Несмотря на явный голод, Триэль не позволила себе просить еще или жалостливо пялиться на покрывало.

— Ешь сколько захочешь, — сказал я, засовывая патрон в казенник. — Чем вас обычно кормят?

— Эльфийским супом.

— И какой рецепт?

— Шелуха саро, шкурки овощей, свежая трава.

Я матюгнулся и сплюнул под ноги. Злость закипела внутри, решил спустить пар на тюках. С первого же выстрела угодил в центр самого большого круга. Так вот в чем секрет! Надо просто напрячь все мышцы и застыть. С такого расстояния отдача практически не влияет на точность. Главное, чтобы пистолет не ходил в руке при спуске. Крючок идет довольно туго и шатает оружие посильней отдачи.

Ну держись, Калас.

Я упражнялся до вечера. Солнце почти скрылось за горизонтом, когда Триэль сообщила, что бочонок пуст. Я разрядил пистолет и спрятал последний снаряд в карман. На рассвете пригодится.

— Я буду молиться за вас всю ночь, — сказала Триэль, когда мы подходили к поместью.

— Лучше выспись, — хмыкнул я. — Просыпаешься и — бум! — твоего хозяина — живодера замочили.

— Зачем вас мочить? Вы же не белье, — на полном серьезе ответила эльфийка.

Я рассмеялся.

— Это такое новомодное словечко. Означает убийство.

— Я… не хочу, чтобы вас мочили.

— Почему не хочешь? Уверен, все на плантации желают мне смерти. Не будь ваши родители в заложниках… Я бы и секунды не прожил.

— Уверена, раньше так и было, — тихо произнесла рабыня. — Но со вчерашнего дня вы сам не свой. Вас словно… подменили. Да и к тому же, Калас — тот еще зверь. Не проиграйте ему, пожалуйста…

Триэль так на меня посмотрела, что я понял — не проиграю. А если и погибну, то вернусь с того света и напугаю ублюдка до смерти. Этот взгляд, эти карие глаза… Черт, да я готов горы свернуть ради них!

С наступлением темноты браваду как ветром сдуло. Ей на смену пришел дикий тягучий ужас. Так, наверное, чувствуют себя приговоренные перед казнью. Живот крутит, в грудь будто сосульку вогнали, руки потеют, ноги ватные.

Жесть! Я нарезал круги по комнате, нянча в ладонях пистолет. О сне и речи быть не могло. А вы бы спали перед дуэлью? Сомневаюсь.

Перед домом зажглись огни, рабы вернулись с плантации. Едва живые, заморенные, грязные по пояс. Около получаса с первого этажа доносились звон посуды и перешептывания. Потом все стихло, огни затушили. Теперь в окно светила лишь луна.

Эх, жаль астрономии не знаю, а то бы определил, куда попал. Привычных созвездий вроде Большой медведицы на небосводе не видать. Да и луна явно не наша — слишком большая и серая. Хотя какая разница. Ну узнаю я, что оказался в какой‑нибудь Альфе Центавра, и фигли толку?

Меня сюда не на космическом корабле привезли, а забросили некой магией. И только ей вернут обратно, когда я исправлю ЭТО. Намекнули б, что за это… Дерьмо!

Так я прослонялся до рассвета, думая о горькой жизни и прочей ерунде. Несмотря на бессонную ночь, чувствовал себя бодро. Еще бы — с такой дозой адреналина в крови.

За мной зашли Ромэль и доктор. Он представился Тарсиэлем, но мне было плевать, как его зовут. Даже если он суперврач и умеет поднимать мертвых, мне это не поможет. Я потеряю всех рабов, Триэль и цель существования. И, вполне вероятно, Землю. О боже, как же я соскучился по милой и уютной каморке в коммуналке. Сейчас засранный тараканами закуток для меня куда предпочтительнее дворца.

Ну да ладно, в прошлое, увы, не прыгнешь. Я отдал коробку со стволом Ромэлю — пусть будет секундантом. И вышел в коридор. Рядом с дверью подметала пол рыженькая красавица. И дураку понятно, что она здесь не просто так. Я велел спутникам ждать у входа и заодно найти мне плащ — утром в низине холодновато.

— Надеюсь, Владыка леса услышал меня, — прошептала рабыня.

— Забавно, — я устало улыбнулся. — Ты молишься за человека тому, кто наверняка спит и видит, как сдирает с него шкуру живьем.

— Владыка всегда смотрит в душу, — эльфийка хотела коснуться моей груди, но в последний момент отдернула руку.

— Я постараюсь вернуться живым. Но обещать ничего не буду.

Уголки губ рабыни приподнялись, но тут же опустились. Она глубоко вздохнула и собралась вернуться к уборке, но что‑то мешало ей. Триэль не хотела сходить с места, пока я не уйду. Я решил не бередить ей душу и молча спустился вниз. Накинул длиннополый коричневый плащ и шагнул в объятия тумана.

До мельницы путь выдался неблизкий. Пока дошли, окончательно рассвело, а белое марево опустилось на траву. Теперь я будто плыл по колено в сметане. Мельница представляла собой высоченную деревянную башню, увенчанную колесом с лопастями. На привычные мне ветряки она походила очень слабо. Вокруг «ствола» вилась хлипкая винтовая лестница, на вершине приспособили ржавую лебедку. Видимо, муку мололи прямо наверху, а потом спускали мешки на землю.