Вероника Горбачева - Сороковник. Части 1-4

И тут у меня начинают слипаться глаза. Чёрт его знает, может, шок, может стресс, может, всё сразу наложилось, но только чувствую, что если не засну немедленно, то умру на месте. Так… Главное, Нора никуда не денется из закрытого помещения. Судя по тому, как встретили, её уж точно не выгонят. А выход мы завтра найдём. Непременно. Вот только девочки мои испереживаются.

Ничего, они уже большие. Случалось им оставаться одним по несколько дней, когда меня в командировки засылали, не пропадут. Я постараюсь здесь долго не задержаться. Должен же быть где-то выход!

Спать.

Я сбрасываю на пол подушку для Норы, стаскиваю, не глядя, кроссовки и тюкаюсь ничком в скрипучую кожаную горку, подавшуюся подо мной. И отключаюсь.

Глава 2

У моей собачки собственный режим: она просыпается около четырёх утра и немедленно бежит здороваться. Тратить время на утренний сон, с её точки зрения, глупость несусветная, гораздо интереснее подышать хозяйке в ухо, потрогать голое плечо и уткнуться мокрым носом, стянуть, наконец, одеяло. На улице так много интересного после ночи, да и писать хочется, а хозяйка залёживается, как всегда… Вот и сегодня: в установленное природой время моей руки требовательно коснулась когтистая лапа. Я привычно дёрнула плечом, сквозь сон пытаясь сообразить, почему так жёстко и неудобно, а главное — холодно, спина застыла… Пошарила вокруг в поисках несуществующего одеяла и наткнулась на деревянную спинку дивана. И вспомнила, наконец, что я не дома.

Пока прочухалась, пока перевела себя в сидячее положение и постонала… Казалось, не осталось в теле ни одной целой жилки, словно прошлись по мне кулинарным молотком, посолили-поперчили, обваляли в сухарях и подготовили к жарке. Вероятно, так могла чувствовать себя разумная отбивная. Короче, когда я собрала себя в кучку, Нора с поводком в зубах уже нетерпеливо поскуливала у выхода. Я покосилась на дверь, заложенную солидным засовом. Снять не проблема, но ведь ещё замок есть? Хорошо, допустим, открою, а потом куда? Обычно мы по-быстрому сбегаем во двор, под кустик, делаем свои дела и трусим досыпать, а здесь куда податься? Во чисто поле за домом? А откуда я знаю — может, там нас уже поджидает голодные ящеры, а мы сунемся как раз им на завтрак.

— Погоди, дружок, дай сообразить, — бормочу. Может, и зря страсти нагнетаю, но пуганая ворона и куста боится, поэтому я не спешу. Разыскиваю под диваном обувку, поправляю кое-что на себе — какое неудобство спать одетой! — пятернёй приглаживаю волосы. Каждый шаг отдаётся в бедро, но кое-как я хромаю к раковине — умыться. Водичка, как ни странно, тёплая, что заставляет меня сильно задуматься о несоответствии внешнего облика домишек и их внутреннего содержания. Не знаю, может, в тех коттеджах, которые я видела первыми и обозначила для себя как средневековые, и выдержан исторический антураж, и умываются там из медных тазиков, и держат горшки под кроватью — гадать не берусь. Но здешние удобства, обнаруженные в небольшом чуланчике, вполне сносны и оцивилизованны.

Забраковав устряпанное вчера Норкиной мордой полотенце, утираюсь носовым платком. Натягиваю высохшую куртку. Выглядываю в окно.

Снаружи почти светло. Окна домов на той стороне улицы прячутся за ставнями, на цветах в палисадниках играет роса. Тихо, спокойно. Да полно, может, мне приснились эти ночные ужасы, и не было ни спилберговского велоцераптора, ни вонючей лужи крови? Вот только чем-то подозрительным запачканы кроссовки, да у Норы на ухе тёмное пятнышко, не оттёртое с вечера.

А Сонька с Машкой, наверное, всю ночь из-за меня не спали…

Эту мысль я пресекаю на полном ходу. Не в лужицу растекаться от жалости к себе, а дорогу домой надо искать и, если с одним местом не получилось — штурмовать другое. И, конечно, нужна информация. Что это за город? Почему меня сюда занесло? Что за гладиторские игрища проводятся прямо на улицах — ролевики шалят? Какие, к энтой самой бабушке, ролевики, я прекрасно помню, как хлестала вчера кровища из арбалетчицы и чем всё закончилось!

Но об этом можно поразмышлять позже, а на сей момент дело первой необходимости в нетерпении поскуливает у порога и ещё немного — присядет прямо в углу. Пора бежать на розыски хозяйки, иначе как я открою? Повернувшись в сторону смотровой, я напарываюсь на пристальный взгляд.

Да, точно, ведунья… И не знала бы — так подумала. Есть в ней что-то не от мира сего, пугающее, с ходу и не определишь что. Да хотя бы контраст между тяжёлым, давящим к земле взором и радушной, вполне светской улыбкой. Хочется и бежать от неё, и шагнуть навстречу. Она стоит в дверном проёме смотровой и откровенно меня изучает, но я не могу понять, когда она здесь появилась: дверь не скрипнула, половица под ногой не заиграла, словно дух бестелесный возник, а не живой человек. Высока, сухощава, одета просто и с определённым этническим шармом: длинная тёмная юбка с орнаментом по подолу, бежевый свитер из грубой деревенской пряжи, на ногах что-то вроде тапочек-мокасин. Бусы из янтаря вперемежку с полированными кусочками дерева нанизаны на тонкий кожаный ремешок, такими же бусинами украшен пояс на тончайшей талии. Тёмные каштановые волосы собраны в высокий хвост.

— Ну, здравствуй, гостья.

Надо же, это она ко мне обратилась, не к Норе. На самом деле ирония моя вызвана очередным комплексом: при виде стройных и высоких я всегда чувствую собственное несовершенство.

— Доброе утро, — отвечаю как можно вежливее. — Спасибо, что приютили.

— Свой своему поневоле рад, — отзывается она туманно. И добавляет без перехода: — Гала меня зови. Не Галина, не Галя, ни как-нибудь там ещё. Понятно? По-другому не люблю.

Что ж тут непонятного? Тоже, видать, какие-то заморочки с собственным именем. Ну, тогда и меня называйте, как скажу.

— Ванесса, — представляюсь. И мысленно добавляю: не Иоанна, не Ваня, не как-нибудь ещё. Хватит, намыкались.

— С прибытием, Ванесса.

Красавицей её нельзя назвать. Довольно часто такое встречается: отдельные черты лица вроде и неплохи, а всё вместе не гармонирует. Глаза орехового цвета, чуть раскосые, но слишком глубоко посажены; подбородок тяжеловат, нижняя губа слегка оттопырена. Чёлка до бровей совершенно закрывает высокий лоб, а нужно бы, наоборот, открыть. Да ещё этот взгляд тяжёлый, изучающий, совсем не женский. В совокупности ничего особо привлекательного, но есть в ней какой-то шарм, харизма, не иначе. Потому что стоит ей заговорить — и о внешности забываешь, видишь её, настоящую. Умную, незаурядную.

— Молодцы, что сами проснулись. Сказала бы вам «добро пожаловать», да не могу, потому что попали вы, ребята-девчата, в полную задницу.