Василий Головачев - Гарантирую жизнь

– Где Терминатор?

– С нами, только что подобрали.

– Добирайтесь домой по варианту «А», но не забывайте главное правило.

– Не занудствуй, командир, мы хоть и любим исключения из правил, но инструкции блюдем.

– Конец связи.

– Аминь!

– Тьфу, дурак! – выругался Тихончук, выключая рацию. – Когда-нибудь язык подведет его под монастырь.

– А о каком ты главном правиле упомянул? – поинтересовался Черкес.

– Есть такое спецназовское уложение: телеграфный столб бьет машину только в порядке самозащиты.

Тарасов засмеялся, вдруг ощущая, как с души свалился камень. Они снова выполнили задание, не наделав ошибок, не потеряв при этом ни одного человека и не допустив гибели случайных людей. Именно это обстоятельство и позволяло капитану справляться с угрызениями совести, так как он вполне отдавал себе отчет, что группа действует вне закона. Несмотря на благие цели и личную заинтересованность главы государства в ее успешной деятельности.

Москва

Похищение

Москва издавна привлекала охочий люд со всех концов государства. Здесь можно было найти защиту от беззакония и легко сбыть продукцию своего труда. Бояре, князья и монастыри стремились привлечь как можно больше трудолюбивых ремесленников в свой город. Ремесленники же селились, как правило, вместе: кузнецы – с кузнецами, кожевенники – с кожевенниками, мануфактурщики – с мануфактурщиками. Так в столице появились специальные слободы. Обитателям слобод давались особые привилегии, в частности, освобождение от налогов или охранные грамоты.

Мещанская слобода образовалась другим путем.

Во время русско-польских войн второй половины семнадцатого века жители многих пограничных польских городов и деревень оказались в зоне боевых действий. Некоторые из поляков выразили желание переехать в Россию сами, другие были переселены насильственно. В число последних входили не только военнопленные, но и мирные граждане, захваченные русской армией и обращенные в холопство. В Москве их стали расселять в особой слободе, учрежденной в конце тысяча шестьсот семидесятого года и названной Мещанской – от польского слова meiszczanin, то есть горожанин. За Сретенскими воротами Земляного города отвели землю и разделили между мещанами.

В планировке Москвы до сих пор сохранились следы этой слободы: несколько длинных, идущих параллельно, улиц, так же называемых Мещанскими. Главная же улица бывшей слободы – Первая Мещанская, в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году в связи с происходившим тогда в Москве Всемирным фестивалем молодежи и студентов была переименована в проспект Мира. Именно на этой улице, по сути – одной из главных сухопутных дорог, соединявших центры нескольких княжеств – Москвы, Переславля-Залесского, Ростова, Ярославля, – и купил квартиру в конце двадцатого века один из известнейших музыкантов и дирижеров России Дмитрий Тарик-Магиев.

Родился Дмитрий Исаевич в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году в Ингушетии, в восемьдесят восьмом перебрался в Ленинград, стал известен далеко за пределами Ленинграда как скрипач-виртуоз, музыкант симфонического оркестра Ленинградской филармонии. В середине девяностых он стал художественным руководителем филармонии и главным дирижером оркестра. В начале двадцать первого века Тарик-Магиева узнал весь мир. Он возглавил театр оперы и балета Санкт-Петербурга, много времени проводил за границей, дирижируя Лондонским и Филадельфийским оркестрами, а затем переехал в Москву как главный дирижер Русского государственного симфонического оркестра.

В две тысячи втором году он женился на дочери известного певца Камышинского, а в две тысячи третьем у Тарик-Магиевых родился сын.

Жили супруги сначала в квартире у тестя на Тишинке, потом Дмитрий Исаевич купил четырехкомнатную квартиру в Мещанской слободе, в доме номер двадцать по проспекту Мира, и семья переехала в отделанное по европейскому стандарту жилище.

Дом этот когда-то принадлежал Григорию Захарьину, знаменитому московскому эскулапу, грозе и последней надежде заболевших столичных богатеев. Он был крупным ученым, основоположником русской клинической терапии, необыкновенным диагностом, о котором ходили легенды, умеющим якобы с первого взгляда распознавать любую болезнь.

После Захарьина дом перешел во владение к его сыну Сергею. Затем здание в тысяча девятьсот девятом году приобрел сибирский купец Василий Афанасьевич Арацков, который заказал молодым архитекторам братьям Весниным переделать старый дом: так появился балкон по фасаду, окна были расширены, антресоли разобраны, изменились интерьеры. Таким этот старинный дом и дошел до начала третьего тысячелетия. Внутреннее его убранство изменили уже новые владельцы квартир, среди которых было немало известных людей, политиков, депутатов Госдумы, бизнесменов и бандитов.

Дмитрий Исаевич продолжал ездить по странам мира с выступлениями, редко бывая дома. Сына воспитывали гувернантки и старики, родители музыкальной пары. Лидия Камышинская пела в хоровой капелле и тоже бывала дома нечасто. Беда случилась, когда их сыну Руслану исполнилось восемь лет.

Он уже заканчивал второй класс частной школы «Фратрис», готовился на летние каникулы уехать в Швейцарию, где обычно отдыхал Дмитрий Исаевич, который вопреки желанию жены и родственников не спешил отдавать сына в европейские учебные заведения.

Обычно Руслана отвозил и привозил из школы охранник квартиры, он же водитель личного автомобиля Тарик-Магиева; у дирижера был «Вольво» последней серии. Но если Дмитрий Исаевич был в Москве, он сопровождал сына лично.

Так было и в этот день двадцать третьего мая, во вторник. Дмитрий Исаевич отвез Руслана в школу утром – занятия начинались в восемь сорок пять – и отправился за ним к семи часам вечера, чтобы доставить домой и позаниматься с сыном. Через три дня он должен был лететь в Германию и старался провести с Русланом как можно больше времени.

Охранника на этот раз он с собой не взял, уверенный в себе, не задумывающийся о криминальной обстановке у себя на родине, которую он практически не знал.

Руслан рос мальчиком болезненным, физкультуру и спорт не любил, носил очки и стеснялся участвовать в играх сверстников. Зато любил читать, и квартира Тарик-Магиевых напоминала библиотеку, в которой с удовольствием рылся отпрыск дирижера.

Поговорив с классной руководительницей, Дмитрий Исаевич взял Руслана за руку и повел к выходу. Въезд на территорию школы запрещался, и автомашины приезжавшие за чадами родители ставили за оградой школы, между линейкой старых девятиэтажек и оградой парка. Когда Дмитрий Исаевич усадил сына в машину и собирался сесть за руль, к нему подошла миловидная женщина с ярко накрашенными губами и сказала хрипловатым голосом: