Последний сон ее смертной души - К. Берд Линкольн
— Прости. Это для очищения, — сказал Генри. Он глубоко вдохнул, хотел выпустить еще облако, но Кен стукнул пятками друг о друга, низко поклонился и схватил меня за рукав у локтя.
— Спасибо за помощь. Мы больше не будем злоупотреблять вашей добротой, — он потянул меня по тропе прочь от моста.
— Там кофе и логика, — сказала я, показывая туда, откуда мы уходили. Кен закатил глаза. Он осторожничал, перешел на другую сторону улицы, а потом вернулся на ту нашу дорогу. Генри встал и помахал нам, когда мы проходили.
— Серьезно, — пробормотал Кен.
— Не ворчи. Он милый. И приятно, что он болтливый.
Кен потянул меня за рукав ближе к себе. Он склонился, и его губы оказались у моего уха, его дыхание окутало меня запахом корицы, вызывая неуместную реакцию в виде дрожи по моей спине.
— Тут нельзя быть наивной. Слишком опасно. Джордж и Генри — берсеркеры. Это не плюшевые мишки.
— Ладно, ладно, — я отдернула руку, потирая плечо. — Но они — народ Кваскви. Они не будут просто так нападать на нас. И мы остановимся за кофе и угощениями, а потом уже отправимся в отель у школы Кеннеди.
— Конечно, — сказал Кен. — Я знаю, что нельзя лезть между Кои и ее латте, но нам нужно найти другой отель. Пон-сума слышал, куда мы отправимся.
— Теперь ты не доверяешь Пон-суме? Не многовато паранойи?
— Дзунуква мертва, Кои. И если подозрения Кваскви верны, ее убили люди. Люди не убивают Иных.
— Мангасар Хайк, — я завернула за угол. Профессор, которым управлял дух дракона Улликеми, использовал силу Иных. Но он был беспомощным человеком в конце.
— Исключение.
Я молчала, сосредоточилась на французских флагах, гордо висящих над черными навесами. Ряд столиков из стекла и металла были снаружи кафе. Внутри была обычная толпа, и Кен снова призвал привлекательный облик, скользнул за мной в очередь. Я смотрела на булочки, киши и сэндвичи из багета, которые заставляли сглатывать слюну. Но сегодня даже эклеры с ванилью казались печальными, и мой желудок сжался от мысли о еде. Я еще видела пустые глаза ледяной Дзунуквы, кровавую фразу Шекспира, которую убийцы оставили как визитку. Кен был прав, тут было опасно.
Я слепо указала на первые две вещи в витрине и пролепетала заказ на латте худой француженке с хвостиком за кассой. Кен выбрал сэндвич-капрезе, и пока мы ждали еду, он посмотрел на мои ладони.
— Что?
— Я впервые вижу, что ты держишь латте и не пьешь.
— Не так сильно хотелось пить, — я вытащила телефон, ожидая увидеть сообщение от Марлин. Прошла пара часов, но все еще ничего. Что она делала в своей квартире так долго? Эту картинку нужно было прогнать. Я не хотела знать. Я прижала стакан латте к себе, чтобы правой рукой отменить бронь в отеле.
— Есть другие варианты отеля? — спросил Кен.
— Я не знаю.
Кен повернул меня к столику в помещении.
— Посидим две минуты. Я поищу нам место, — он отломил кусочек сэндвича с растаявшей моцареллой и песто и опустил на салфетку передо мной. — Съешь.
Я опустила телефон и сжала латте обеими руками, надеясь, что тепло из стаканчика проникнет в мою грудь и растопит мороз, который удерживал меня в состоянии зомби. Я тут же подняла стаканчик к губам, и сливочная горечь потекла по моему горлу. Я тихо застонала.
Кен переставил SIM-карту, когда мы прилетели в Портлэнд, чтобы у него был интернет, и теперь смотрел сайт путешествий, не проливая масло из сэндвича на телефон. Он очаровательно хмурился.
Я решила написать Марлин: «Мы поселимся в отеле».
И тут же появились точки, отмечающие, что печатался ответ.
«В каком?».
Я моргнула. Вот это да. Она злилась сильнее, чем я думала.
«Я еще не знаю».
Ответ прилетел через секунду.
«Напиши, где вы».
Над моей головой появился бы большой знак вопроса, будь я в манге. Это не было похоже на тон Марлин, и эмоджи отсутствовали. Она не упускала шанса добавить Санту-азиата, и она точно вставила бы эмоджи какашки, ведь злилась.
«Прости, — напечатала я. — У Кена паранойя. Никакого имбиря в отеле».
В этот раз пауза была дольше.
«Никакого имбиря?».
Я смотрела на экран, забыв о стакане латте у губ. Фраза «никакого имбиря» была внутренней шуткой Пирс-Хераи, фразой, которую мы с Марлин понимали из-за использования двух языков. Слово «шога» на японском означало имбирь, но звучало схоже с фразой «ничего не поделать». Мы с Марлин говорили «имбиря нет», когда хотели скрытности.
Мне писала не сестра. Только один человек был в ее квартире, когда я видела ее в прошлый раз, и он не собирался уходить. Почему игрушка Пит отвечал мне? Зачем ему знать о нашем отеле?
— Я забронировал место, — Кен встал. — Идем?
— Что-то не то с Марлин. Я получила странное сообщение.
— Она в порядке?
— Не знаю.
— Я не хочу тут задерживаться. Мы все еще близко к парням Кваскви и к месту, где убили Дзунукву.
Я смотрела на Кена, пока набирала сестру. Прозвучало три гудка.
— Моши-моши?
От звука ее привычного приветствия я расслабилась. Она была живой и близко к телефону. Теперь уже паранойя была у меня.
— Все хорошо?
Марлин цокнула языком.
— Ты дома всего день и уже бросила папу?
— Тебе написала медсестра Дженни.
Кен снова потащил меня за рукав из толпы хипстеров в шапках и блузках в горошек, поедающих выпечку. Мы выбрались на яркий холодный свет солнца.
— Она сказала, что он не реагирует.
— А ты думаешь, почему я тебе столько писала? Я пыталась объяснить. Это ты закрыла дверь.
— Ты пришла ко мне в девять утра! И я была не одна.
— Я видела. Как хорошо ты знаешь Тора?
— Кого?
— Ох. Пита?
— Я не буду с тобой о таком говорить, мисс Любительница
