Маяк. Ученик (СИ) - Минин Андрей
Казалось я зашел в тупик, но запах отпечатка ладони на ржавом листе металла, что преграждал мне путь говорил о другом. Тайна.
Я попробовал толкнуть внешне выглядевшую монументальной переборку. Ничего. Напрягся. Еще. Еще немного. И неожиданно она сдвинулась с места достаточно легко. Положившись на хеморецепцию, я проскочил в образовавшуюся щель. Хлоп, и переборка встала на место, испугав меня хлопком.
С этой стороны тайной двери был установлен механизм запирания. Я покачал головой. Серьезно здесь все устроено.
Запах не соврет. Я близко от большого скопления людей. Человек двадцать не меньше. Очень интересно. Это то, о чем я думаю?
— Ам-ма, Ам-ма, Ам-ма, — бубнили люди, стоявшие на коленях перед статуей какого-то мерзкого существа с множеством щупалец и склизкой, белесой кожей. — Ам-ма, Ам-ма.
Сектанты! Не коренные жители Океании, а те самые аборигены, о которых мне говорили.
Темно. Меня не видно. Я прячусь за углом и наблюдаю.
— Ам-ма, Ам-ма…
Чем дольше это продолжалась, тем плотнее становился воздух в этой молельной комнате. Я думал это чудачество, но оказалось, кто бы ни был этот Ам-ма, он реален и отвечает на их молитвы. Надо убираться отсюда.
В статуе скапливалось злое напряжение. Нетерпение.
— Ам-ма, — начали подносить ему подарки аборигены.
Я скривился. Кто бы сомневался. Все эти «божки» требуют за чудеса кровь. Вот и этому, Ам-ма накидали какой — то требухи из кишок под ноги. И статуя ожила. Жадно хватала щупальцами, что ей предлагают, и пихала в рот.
Я замер, чувствуя внимание Ам-ма к тем, кто стоит перед ним на коленях. Его ненасытный взор. Как бы он меня не заметил. Я даже дышать перестал, но пронесло.
Удовлетворенный поднесением, божок наелся и испустил из себя волну скверны! Вот дрянь!
Я в страхе отшатнулся, но к моему счастью до меня эта волна не дошла и закончилась на последних рядах молящихся. Больше всех получили те, кто сидел ближе к статуе, но и последним рядам тоже что-то перепало. Скверна осела в них. Так с ходу не разобраться, но зная, как устроены все эти культы, можно с уверенностью сказать, что здесь сейчас происходил аналог ритуала усиления. Эти люди что-то получили. Может стали чуть сильней. Может, видят теперь лучше. Не важно. Нужно провести тысячи таких ритуалов, чтобы это стало заметно.
Проблема в том, что скверна несет в себе характерные эманации силы этого Ам-ма. Его взгляд на жизнь. Тварь, которой поклоняется это племя аборигенов выглядит жутко, и ощущения от него… бр-р-р-р, мороз по коже. А это значит что и люди, согласившиеся принять в себя скверну, изменятся. Не сразу, но их привычки, характер, все будет меняться.
Глупцы.
Больше мне здесь делать нечего и я поспешил на выход из молельни. Время еще было, и я продолжил изучать нижние палубы. Спустился еще на один уровень вниз и закашлялся. Дышать здесь было тяжело. Воздуха мало и он спертый.
Нос почувствовал… сложно. Очень сложно. Но этот запах нес в себе свет. Что-то чистое. Не запятнанное. Вот уж не ожидал почувствовать такое в грязных, пропахших страданиями и кровью нижних палубах. Очень любопытно. Конечно, я не удержался и пошел туда, куда вела меня моя хеморецепция.
— Ат! С-с-с-с, а-а-а, — удержаться от крика было сложно, но я смог и перевел крик в шипение.
Левая нога по колено провалилась в фальшпанель настила палубы, и затем ее зажал сухо щелкнувший капкан, проколов кожу и задев кость.
— С-с-с-с-с, а-а-а…
Я продолжал сидеть на заднице, на которую упал, держаться руками за ногу и сипеть через плотно сжатые губы. Больно до слез! У-у-у-у!
Соображать и собраться с силами я смог только через долгих десять минут молчаливых стенаний. Убедившись, что никто меня не слышал, я стал разбираться с подлым механизмом. Почти в полной темноте это было сделать сложно, но я смог ослабить пружину, раздвинуть капкан и вынуть ногу. Хотелось ругаться в голос. Вопить, но я знал, на что иду, когда начал гулять здесь. Не ожидал я только механических ловушек, а стоило бы.
Уходить я не спешил. Мне потребовалось время, но я смог снова взвести ловушку и вернуть фальшпанель на место. А потом, оторвав от и так порванной штанины несколько кусков ткани, я перевязал себя и затер кровь на полу. В темноте заметить не должны.
Все. Удача на сегодня себя исчерпала. Я пошел на выход, так и не узнав, что там дальше так приятно пахнет.
Вернувшись к себе в кубрик, я посмотрел на часы-будильник. До моей смены в машинном отделении два часа. Перевел взгляд на ногу… Хм. Дырки в ней я заткнул пережеванной до состояния кашицы жизнь-травой. Перевязал себя чистыми бинтами, но все равно прихрамывал. И нога зверски болит. Ладно. Если спросят, скажу что подвернул ногу на лестнице. Тут их много и травма это привычная.
У меня еще оставалось время, и я свежим взглядом просмотрел свои заметки с расчетами над дорогами цвета воды и плоти. Пока цифры не сходились, и всю энергию из внутреннего моря я тратил на дорогу разума, ощущая, как с каждым днем он становится крепче. Сильнее. Это было заметно. Задачи стали решаться быстрее. Память улучшалась. И сопротивление магии направленной на разум тоже должно было повыситься. Интересно, смогли бы ведьмы одним словом остановить меня сейчас? Как тогда, в лесу, простым приказом — замри?
Еще я продолжал разбираться с ритуалом, который провел над печатью старших по настоянию Яка Кость. Пытался вычленить из него отдельные части и разобраться, подойдет ли он для чего-то еще или это пустая затея и я только зря трачу время?
Скучные будни ушли в небытие. После того как я смог снова практиковаться, энергия из меня била ключом. Усидеть на месте не получалось и я постоянно был занят. Корпел над тетрадями или шастал по нижним палубам.
Общался с Зогом и его парнями. Стариком-искусствоведом и еще парой приятелей, которых успел завести. Видел даже несколько раз Рогеду в коридорах, но поговорить с ней не удалось, она всегда была окружена кавалерами, а мне среди учеников и бакалавров делать нечего. Но как же хотелось выговорить этой хитрой лисе все, что у меня накопилось на душе! Тц. Наорать на нее и обвинить в своих проблемах. Даже вспомнил нашу шуточную поговорку из школы. Встретить Рогеду — к беде.
Бросив еще одни взгляд на часы, я засунул тетрадки под подушку и переоделся в рабочую одежду. Пора.
И, конечно, на входе в машинное отделение меня ждал Йорой Рыжий. Он еще больше озлобился и смотрел на меня всеми своими тремя глазами. Я опустил голову и прошел мимо. Готовый ко всему. Но нет. Наказывать меня ему было не за что. Как шептались мужики, тучи над ним сгущаются. Ситуацию замолчать не удалось, и об убийстве солдата узнали пассажиры крейсера, а ведь среди них не только комиссия от Министерства налогов и сборов во главе с двумя женщинами, младшими магистрам, но и другие высокопоставленные чины, направляющиеся по своим делам в отдаленные колонии Союза Республик. Уверенность в том, что даже заступничество его покровителя, лейтенанта, Азата Ликия не поможет ему — крепла во мне каждый день. Проблема — это то, что и Йорой и сам это прекрасно понимал. На людях он присмирел, но внутри, я чувствовал, как в нем борются эмоции, одна хуже другой и рано или поздно он сорвется.
— Построились! — Заорал он, едва смиряя гнев, но мы итак были в строю. Все чувствовали напряжение, витающее в воздухе, и вели себя соответственно. — Что, с-уки? Уже похоронили меня⁈
На его лице проступила маска злого торжества.
Никто ничего не сказал. Мы молчали.
— Не дождетесь! — Начал ходить Йорой перед строем, поднимая головы людей за подбородок и всматриваясь каждому в глаза. Дошла очередь и до меня. — Дерзишь? — Прошипел он мне в лицо, заплевав его. Его глаз в щеке прищурился, всматриваясь в меня.
— Никак нет! — Четко ответил я, но глаза… мои глаза говорили другое и Йорой это видел.
Все замерли. Я чувствовал, что некоторые подняли головы и смотрят мне в спину… но… он не решился. Отдернул руку, которой все еще держал меня за подбородок и коротко велел всем приступить к службе и сменить вахту.
