Зора (СИ) - Mazurenko
Так прошло много времени, более 5 корлов. Родительский дом Константина приобрёл кто-то другой. Интерес к тёмной алхимии резко сократился. Чёрные тучи на востоке, кажется, не просто нависли там, но продолжают расти и начали даже обретать зеленоватый оттенок. Поползли слухи о том, что там поселился новый лич. А ещё Константину начинает открываться эфир, ведь он — ленгерад. Однажды ночью ему не спалось. Он видел во сне какие-то разноцветные всполохи и потоки. Это была какая-то радужная река, состоящая из многообразия всевозможных цветов. Они сплетались и переплетались, двигались постоянно сонаправленно друг другу, но часто меняли направление. Иногда один из потоков вспучивался и разрывался, другой начинал вибрировать и сотрясаться. Третий, наоборот, вытягивался, словно струна. А после пробуждения он стал видеть это всё и наяву. Конечно, это было не так явно, как во сне. Там все эти краски затмевали взгляд. А здесь, в жизни, чтобы разглядеть потоки, ему нужно было присмотреться к ним. Они были везде, пронзали всё пространство и проходили сквозь любые объекты. Однако они терялись на фоне других цветов, которыми изобилует весь этот мир. Поэтому Константин понял, что удобнее всего разглядывать их, смотря в небо. И Танетайн стал часто замечать, как его ученик подолгу смотрит в небосвод. Однажды даже спросил, что он постоянно разглядывает. Но, пока юный ленгерад и сам не понимал, что это, не решался кому-то открыть эти способности. А лишь говорил, что так удобнее размышлять.
И вот, в один из толноров 4 месяца из Лордиалеха в Эт’сидиан прибывает хорошо вооружённое воинство. Многие закованы в глухую латную броню, которая была настолько хорошо наполирована, что слепила отражением солнечного света. Но всё же большинство было не так хорошо обмундировано. И каждый носил на себе герб в виде ворона — гвардии вирана. Местные стражники ходили с гербом обоюдоострого меча, чьё острие смотрит вверх, к подбородку. И стали распространяться слухи о том, что это воинство будет штурмовать Эн’сутелин, потому что на руинах всё-таки поселилась нежить и могущественный лич обитает теперь там. Как только эти слухи дошли до ушей Константина, он тут же изъявил желание вступить в это воинство, чтобы настигнуть чудовище и просить его о благосклонности, чтобы стать его учеником. И вот, он подбегает к стоянке воинов, а сказать ничего не может, потому что не хватает смелости. Все латники важно ходят по этому лагерю, не обращая совершенно никакого внимания на юношу, который задумчиво вглядывался в лица, пытаясь поймать хоть чей-нибудь взгляд в надежде, что ему всё-таки зададут вопрос, что он тут делает, и вот тогда-то он бы и сказал им, что хочет воевать с личом. Но такого не происходило, да и сам он ничего не мог поделать: ни заговорить, ни сделать шаг внутрь, чтобы его остановили и спросили. Поэтому довольно продолжительное время он так и простоял в проходе, а после вернулся в лабораторию.
Воинство пробыло тут довольно продолжительное время. Константин с каждым рассветом приходил к лагерю и подолгу вглядывался туда, желая, чтобы хоть кто-нибудь обратил на него внимание. И это случилось. Однажды его окликнул знакомый голос. И не просто окликнул, а даже назвал по имени. И как же алхимик удивился, когда повстречал своего оцта, который носил герб гвардии вирана. Юноша, конечно же, обрадовался такой встрече. А вот отец оказался на удивление холоден к нему. Слушая их разговоры, любой мог бы вообще подумать, что разговаривают два человека, которые только лишь начинают знакомство. Сын сдерживал радость, отец не скрывал безразличия. И в ходе их беседы Константин выяснил, что после его рождения Мэйдон и Карелия жили не очень хорошо. Муж постоянно чувствовал, что его жена не верна ему. Однако всякий раз списывал это на некую паранойю. Но время шло, и отношения меж ними охладевали. Мэйдон рассказывал, что Калерия больше не испытывала к нему былой страсти. Он долгое время не мог понять, почему это так. И, не выдержав больше такой атмосферы, он решил во всём разобраться. И оказался прав. Мама Константина, которую он считал самым чистым и праведным человеком на свете, оказалась предательницей. Мэйдон говорит, что эта правда просто перечеркнула всю его жизнь. Он впал в отчаянье и долгое время пробыл словно в кошмарном сне. Мимо пролетали толноры, а за ними следом — и корлы. И его жизнь увядала. Рядом с ним жила какая-то девушка, какая-то незнакомка, которую, как оказалось, он совсем не знал. И только лишь Зорагалдиум исправил всё. Калерия серьёзно заболела, и он принялся ухаживать за ней. Но до самого последнего вздоха она ни разу не попросила прощение за то, что изменяла ему с другим. После смерти он вынес её тело и аккуратно положил на том самом кладбище, а после стоял и смотрел, как они все сгорают. Пока этот костёр полыхал, к нему подошёл один из стражников, чтобы просто поговорить обо всём этом. И так, слово за словом, они перешли на тему военной службы, и отец Константина принял приглашение в гвардию вирана. Суран Эт’сидиана написал особое распоряжение вирану и отправил его с Мэйдоном и другими мужчинами, которые тоже потеряли своих близких в Зорагалдиуме и находились в поисках своего предназначения. Все кандидатуры были одобрены, и в течение 5 корлов проходило их обучение. И вот теперь они посланы сюда, в Эт’сидиан, чтобы одолеть лича, что засел в Эн’сутелине. После этого рассказа оба молчали: отцу было нечего сказать, сыну было о чём подумать. И первое, что он ответил, были такие слова: «И всё-таки Зорага избирает себе жертвы» — «О чём ты?» — «Зорагалдиум назван так в честь Зораги, духа гибели. В этот день он пролетает над миром, чтобы уничтожить одного нечестивого человека. Но его присутствие сопровождается чёрной хворью, которой заражаются все, однако выживают только лишь те, кто не погрязли в каких-то грехах. А если мама, как ты говоришь…» Он не дал ему договорить: «Ты веришь в эти бредни? Тебе уже пора повзрослеть. Никакого духа гибели нет. Просто очередная болезнь дала о себе знать» Это выражение удивило Константина, ведь его отец сам был беженцем из Талиты, деревни, наводнённой всякими страшилищами. А теперь он выказывает такую недальновидность. Что ж, во всяком случае, всё это показало Константину, что размышлять с ним о некромантии и об эфире не стоит, а потому, чуть помолчав, он сказал, что хочет присоединиться к ним. Он ожидал какой угодно реакции: удивления, вопроса
