Хвост судьбы (СИ) - Валин Юрий Павлович
Опять снился лес. Звериные тропы, чаща бесконечная. Когда бредешь в одиночестве день за днем, и лишь движенье солнца тебя ведет. И вновь снилось, как копья лишился, и вновь дерзкие кошки по следу шли…
* * *— Эй, не смерзли, гости дорогие?
Звякнул засов, Морверн очнулся. Моргая на свет масляной лампы, поторопился вернуть на лицо привычную маску придурковатости:
— Помоги вам боги, господин Апери! Холод лютый, в животе и блоха не скакала…
— Да погоди, убогий. Одна жратва на уме. Вон, целую миску тебе набросали…
Фасоль была чуть теплая. Морверн, обхватив миску покрепче, неуклюжей ложкой пихал в пасть сытное варево. Свининка чувствуется. И то дело.
Мудрые господа селяне до насыщения голода плотского, ясное дело, не опускались. Вели беседу о чести, о законе, да глупости человечьей.
… — Великий гейс мой клан королю и богам принес! И выше той клятвы ничего нет, — надрывался мальчишка. Голос вздрагивал, но твердолобости — любой баран позавидует.
— Так-то оно так, — покачивал головой староста. — Но об измене ты вовсе и напрасно толкуешь. Вины нашей нет, и боги то видят…
— Вы лорда Уогана погубили! Король, когда узнает…
Стряпуха Фли сидела на ступеньке и молча плакала. Видно, уже уразумела к чему идет. Умная баба.
Морверн с трудом запихнул в себя остатки фасоли. А ведь глупо выходит. Куда уж глупее. Топит молокосос тупой. И себя и других топит. Выбора овцеводам не оставляет.
Мрачный староста и стряпуха собрались уходить. Морверн услужливо подсовывал опустевшую миску:
— Господин Апери, ежели я гейс должен принести, то я хоть сейчас. Вот вы в деревне старший…
— Пасть закрой, волосач болтливый!
Морверн приподнял плечо, принял удар предназначавшийся уху:
— Да за что ж, господин Апери⁈ Хоть до ветру-то пустите…
— Терпи, дурень…
Скрипнуло, снова остались в темноте.
— Купить хотят, — с глухим торжеством объяснил юный балбес. — Не на того напали. Когда король узнает…
— Это уж само собой, — пробурчал Морверн, присаживаясь и пристраивая рядом с собой кувшин. Воды пока не хотелось, но неизвестно, станут ли ужином кормить. Сопляк, вон, — сгоряча фасолью побрезговал. Понятно, мертвецам жратва не к спеху.
— А ты-то чего барана-недомысля изображал? Ночью ругался, а сейчас? — ядовито поинтересовался Эри.
— Так я и сказать-то что- умного не знаю, — пробубнил Морверн.
— Хитришь? Вижу, дурачком прикидываешься…
— Да что ты, осел, в такой темноте видеть можешь? Ты и при лампе-то, собственную пятерню не различишь… — Морверн понимал, что нервничает и пытался прикинуть варианты. По всему выходило, что дело идет к самому незамысловатому. Нянчиться селяне не станут. Они и рады бы, да сами всего страшатся. Ведь и тех, кого хотели, умертвили, и лишних зацепили. Сопляк-то еще про старого писаря не понял. Староста зубы заговаривает — «помяли, помяли». Да и девчоночка чего лучшего заслуживала. Глянуть на неё было приятно, а уж повалять-то с чувством-толком сами боги велели. Теперь подергается денек-другой под корявыми увальнями-овчарами, да и дух испустит. Или её уже… того? Да, возиться селяне теперь ни с кем не станут. Сами напугались того, что наделали. Тьфу, деревня…
— Это почему я осел? — обдумав, обиженно поинтересовались из темноты. — То тварь потешная из сказки. Разве я не по чести решил? Что смешного-то?
Морверн сначала не понял, потом невольно хохотнул:
— Ясно, что ты не осел. Те поумнее будут. Они дарки сказочные. А в тебе-то какая потеха? Дубина ты пустоголовая. Спать не мешай, милорд длинноухий…
Да, выходит, до весны здесь никак не отсидеться. Ладно, зимовать в продуваемом сарае Озерной, тоже не медовик с орехами обсасывать. Выходит, пришло время дурачку Морверну старое помянуть? Ну, выйти-то на свежий воздух можно. Вот только куда дальше? В столицу этого захолустья? В Авмор их чудной? Ладно. Там затеряться можно, чужаков в большом городе хватает. Вот как быть со жратвой и одеждой? Много не унести, а в лесах ведь снова придется петлять что тому зайцу. Только бы снег этой ночью не лег. Выследят, шкуродеры…
— Ты что молчишь? Заснул? — мальчишка не унимался. Оно и ясно, умишком не дозрел, но задницей чует, что дело худо.
— Заткнись. Думаю я.
Выйти, взять оружие, одежду, провизию… Погоня будет. В себя увальни придут, опомнятся. Охотники здесь ближние тропки получше, чем окорока своих баб знают. Вот если подальше уйти, отстанут, испугаются. Особенно, если парочке самых шустрых догонял кишки выпустить. Но как оторвешься? Насядут как клещи. Да и дальше что? Лошадей едва ли захватить удастся. А в лес налегке соваться…
Мальчишка опять заворочался. Видимо, случайная мыслишка в голове засела, и не даёт крысенышу всласть погордиться великой преданностью здешнему зачуханному королю. Вот ведь конченый дурачок. Лорд Уоган в конец разум сопляку отбил. Родственнички, что с них взять.
Может прихватить простофилю с собой?
Морверн поморщился темноте. Отвратное это дело. Нет, на вкус сладковато, вроде той же свининки. Но воротит. Дважды пробовать приходилось. Отвратно. Боги явно того не одобряют. Но если двенадцать дней на острове, голом что та коленка, сидишь вчетвером без крошки хлеба, косточки и перья чудом сбитой чайки днями напролет обсасываешь. Ну, больно парню не было — Корня тогда мягко зарезали. Кровь сладко-соленая, так и выворачивает от неё. С трудом в желудке держишь. Ляжку кое-как поджарили…
«Багряный нос» через два дня троих подобрал. Просто чудом драккар на тот проклятый островок наткнулся. Выходит, боги снисхождение сделали, раз помощь привели? Видимо, бедняге Корню судьба мясом стать была гораздо раньше отведена…
Морверн вздохнул. Что ж, дуракам первым умирать. Такому обычному делу боги возражать не вздумают. Значит, потянуть парнишку за собой? Он что-то и нести сможет. Жилистый. Ну, когда надобность в носильщике отпадет, боги надоумят. Теперь как со следу сбить…
— Морверн, спишь?
— Ухм?
— Ты не подслушал, случайно, что они с леди Гонорильей сотворить вздумали? Староста врет, что она воле богов покорилась. На остров молиться уплыла. Молитву сердечную вознесет и вестей от жениха ждать будет. Нечисто что-то. У неё отца злодейски убили, а она молчать станет? Не верю я.
— Отчего же, ваша милость? Очень может быть, что и на остров к богам. Или к жениху. Но вообще-то, уж очень жаль юную леди. Такая милая была, веселая. Живенькая…
— Ты это о чем⁉
— Так это… Неужто ваша милость не слыхала, что с юными девами приключается, ежели они в лапы разбойникам попадают? Уж отмучилась, верно, бедняжка. Обесчестили, да в воду…
Взлетел на ноги сопляк прямо орлом подвальным. Милорд-топотун. Морверн откинулся на соломе, поймал пролетевший над плечом сапог, дернул. Его милость благородная села с глухим стуком на стылый пол — задница у парня, что доска сухая.
— Ты! Ты! Сметь не можешь!
— Точно, — согласился Морверн, подгребая разлетевшуюся солому. — Никак не могу. С фасоли какая сила? И сметь не могу, и мочь не способен. Да и кто мне даст? Я же вроде вас — дармоед. Разве что без герба, да с водой бегать не так сноровист.
— Ты что несешь⁉ Ты к нам зверем заросшим вышел…
— Видать таким и уйду, — проворчал Морверн. — Я, ваша милость, подремлю чуток, а вы, когда закончите меня дерьмом поливать, толкните. Может мыслишка какая появится, что нам дальше делать. Ибо удавят нас. Вернее, вас злодейски погубят, а я, так, — довеском пойду.
— Так что ж здесь… — прошептал мальчишка. — Остается честь сохранить. К богам чистыми уйти…
— Тогда мне сначала в баню нужно. Да и не девка я. Моя честь, да чистота, даже вашу приозерную деревенщину не прельстит. Но подыхать мне всё одно что-то не хочется. Может, бежать нам, а, ваша милость? Я, конечно, понимаю, что такой поступок не в благородных привычках, но… Может нам королевскую власть известить? Так и так, — измена кругом и злодейство.
