Дракон Потапов и украденное сокровище - Лаврова Светлана Аркадьевна

– Ни за что! – отказался Цзян. – Её нельзя подвергать риску. К тому же она, как многие волшебные вещи, не вполне мёртвая и очень своенравная. Она может сама броситься в пруд.

Жемчужина в лапах Цзяня вздрогнула.

– Господа, мне понравилось изысканное сравнение мистера Кецаля, – заговорил английский дракон. – Футбольный мяч, покрашенный эмалью для ванн. А что если изготовить фальшивку, покрасить мяч подходящего размера и ночью положить его на берег. Чудовище сослепу не опознает жемчужину, бросится к ней… тут-то мы его и схватим.

– Я то же самое предложил, только без лишней заморочки с покраской мяча, – сказал Кецаль. – Одно плохо: полнолуние, ночи светлые. Ежу понятно, что фальшивка. Лучше настоящую положить.

– В следующую ночь по культурной программе положено любование луной, – сказал Амэ-но-ано. – Можно совместить мероприятие официальной программы и поимку чудовища. Я постараюсь найти мяч и краску. К следующему вечеру наша приманка успеет высохнуть.

– Ох, не нравится мне это, – простонал Цзян, поглаживая жемчужину. Та явственно фыркала и отстранялась от ладони Цзяня.

Пока драконы составляли планы, уже стемнело. Крупная, невероятно яркая луна отразилась в пруду. Отражение полежало спокойно, потом разлетелось на несколько длинных ленточек – сквозь него кто-то проплыл.

– Нет, – сказал Амэ-но-ано. – Не смотрите на эту неправильную луну. Правильно любоваться луной из специального павильона любования луной.

– Но она очень красивая, – возразил Потапов. – Гора стала совсем другая, чёрная и серебряная одновременно. А водопад-то! Каменный водопад заблестел, как настоящий. Он течёт! И каменный карп карабкается сквозь его струи наверх, я это явно вижу! Вон хвостом вильнул… эх, соскользнул на прежнее место. Можно я пойду и подпихну его вверх?

Потапов обожал кого-нибудь спасать.

– Нет, – сурово отказал Амэ-но-ано. – Каждый должен сам преодолеть свой водопад.

А чуть позже…

Геолог – Густаву.

Появился один программист и два таракана. Один таракан мне чем-то знаком. Канистра пытается сбежать. Шофёр нервничает.

Густав – Геологу.

Пришли фото знакомого таракана, я поищу в архиве.

Глава 9. Тайна сада камней

Потапов был дракон старомодный. Он считал, что если сад, то это яблони с грушами или розы с гладиолусами. Или и то, и то. Поэтому когда ему показали прямоугольный засыпанный гравием дворик, огороженный с трёх сторон стенами, а с четвёртой – верандой, он как-то не опознал в нём сад.

– Это Рёандзи, самый знаменитый монастырский сад дзен-буддизма, – рассказывал Амэ-но-ано. – На слое гравия расположено пятнадцать камней. Но с какой бы точки вы ни смотрели, вы видите только четырнадцать. Как это сделано – непонятно. Это даёт ощущение, что не нужно стремиться к полному познанию мира, не надо стараться узнать всё. То, что недоступно зрению, можно найти в собственном сердце.

– Моя учительница была бы с этим не согласна, – проворчал Франсуа. – Она старалась впихнуть в меня буквально все знания мира. Результат оказался печален.

– А почему гравий? – спросил Потапов. – На травке камни бы лучше смотрелись. Или среди цветочков. Ромашки там, лютики…

– Белый гравий и галька в садах дзен символизируют пустоту и чистоту, – объяснил Амэ-но-ано. – Создавая сад, гравий и гальку специально подбирают по размеру, цвету, форме, чтобы была гармония. Рассказывают, что когда устраивали сад около императорского дворца в Киото, крестьяне из усадьбы некоего господина Окубо, знатного даймё из Одавары, собрали 11 000 плоских овальных галек примерно одинакового размера в подарок императору. Эти гальки белым чистым полукругом обрамляют южную береговую линию Южного пруда императорского дворца. Господин Окубо заплатил крестьянам за каждую гальку один шо риса – это по-вашему без малого два литра.

– Нормально, – одобрил Кецаль. – Хорошая цена за никчёмный камешек.

– Это не никчёмный камешек, это символ пустоты, приближающей к нирване, – возразил Амэ-но-ано. – Впрочем, чужеземцам такое понять трудно.

– За пустоту цена ещё более хороша, – настаивал на своём Кецаль. – Неплохой работодатель был этот Окубо.

– Попробуйте сосчитать камни сада Рёандзи, – предложил Амэ-но-ано. – А вдруг вам откроется истина?

Драконы начали азартно считать камни. У кого-то получилось 12, у кого-то 13, у кого-то 16. Франсуа взлетел над садом и закричал:

– Я вижу все 15!

– Так нечестно, – возразил Амэ-но-ано. – Смотреть надо откуда положено – с веранды. А то сверху слишком много истины видно. Много истины тоже нехорошо. Уважаемые делегаты, садитесь на веранду и наслаждайтесь бесподобным зрелищем.

– Долго наслаждаться? – спросил Потапов.

– До обеда, – ответил Амэ-но-ано. – Медитация – дело небыстрое. Кто-то увидит в этом белом гравии и камнях бушующее море с островами, кто-то – тигрицу с тигрятами, переходящих реку вброд, кто-то – Страну Блаженных, кто-то – Черепаху и Журавля.

Потапов сел на нагретый солнцем деревянный настил, отполированный тысячами ног, и послушно уставился на гравий. Гравий и гравий… ну, граблями разровняли, чтобы красивые круги вокруг камней получились. Интересно, как это сделано, что нигде не видно следов от ног садовника? Цветочков не хватает. Из растений только мхи на камнях. Потапов представил, что вон тот замшелый камень – не камень, а пень, и как было бы здорово, если бы он прямо сейчас зарос опятами. Потапов бы их собрал и пожарил со сметаной. Но опята не росли.

Потапов оглянулся. Все драконы добросовестно смотрели на камни, на лицах отражалось умиление и покой. Даже жемчужина перестала вертеться и притихла. Потапов пытался сидеть смирно и смотреть, как другие. Мягкие волны гравия кругами расходились вокруг маленького камня, который был большой скалой… сейчас из-под него вынырнет морда чудовища… нет, никто не выныривал. А вон тот камень в профиль немного похож на Анакондыча. Минут пять Потапов развлекался тем, что мысленно пририсовывал каменному Анакондычу рога. Потом у Потапова зачесался хвост. Он почесал. Потом зачесалось левое плечо. Он почесал. Потом Потапов вспомнил, что болеет, и покашлял. Больше развлечься было решительно нечем.

«Нет, медитация – это не для меня», – огорчился Потапов и тихо, чтобы не мешать остальным, вышел из прославленного сада камней.

За стеной монастыря сиял живой мир, заросший цветами и деревьями. Дорожки, ограниченные нависающим разноцветным кустарником, переплетались вокруг большого пруда с островами. В пруду отражались красные, лиловые, жёлтые деревья и синее небо. Хризантемы постарели, перестали следить за собой и казались неряшливыми и неухоженными. О таких красавицах говорят: «Она была ещё красива». Влево уходила полоска розария, и от неё волнами накатывал сладкий, невероятный запах. Розы торопились доцветать, пока тепло. Это очень изысканно, когда снег падает на тёмно-бордовые поникшие бутоны, но розы не любили снег. Лучше отцвести сейчас, пока мир ещё ярок, и розы ничуть не блёкнут на фоне феерических клёнов и золотых гинкго.

Потапов свернул туда, где на деревьях росло что-то вроде роз, но без запаха. Оказалось – камелии. Потапов таких цветов на Урале и не видывал. Камелии расступились, и впереди засияла белая ступа – не самолёт бабы Яги, а что-то вроде огромного, с беседку, белого колокольчика чистой, ясной формы. В колокольчике было крохотное ажурное окошко. Потапов попытался заглянуть – ничего не видно. Потапов не знал, зачем она, и просто полюбовался. И пошёл дальше, удивляясь буйству красок осеннего мира.