Пепел и снег - Сильвана Дж. Санчес
Колени подогнулись, и я рухнула рядом с ней.
– Ты жива, – прошептала я, осторожно подсунув руки под птицу. – Ты победила баргеста, друг мой. – Грустная улыбка коснулась губ. – Я никогда еще не видела подобного мужества.
Я нежно погладила сову по голове. Она тихо ухнула и посмотрела на меня своими блестящими янтарными глазами.
– Ты обязательно выживешь, – сказала я сове и, прижав ее к груди, осторожно встала. – Мы обе выживем.
Глава шестая
Ночь близилась к концу, когда вдали передо мной показалась огромная пещера. Я остановилась и заглянула за пазуху моего мехового плаща. За последний час я часто проверяла белую сову, которую несла, прижимая к груди.
– Мы почти на месте, друг мой, – прошептала я раненой птице.
Словно поняв смысл моих слов, она тихо пискнула в ответ.
Мои губы изогнулись в едва заметной улыбке. Уставшая и обессиленная сова закрыла свои янтарные глаза. Я запахнула плащ, снова укрыв им птицу, и продолжила путь, пока не достигла входа в пещеру.
Глотка Дьявола. Только разбойники и контрабандисты осмеливались заходить в эту часть королевства. И судя по всему, здесь давно уже никого не бывало. Я медленно брела по этому разбойничьему убежищу, пока не наткнулась на вязанку сухих дров и огниво около погасшего костра.
Холод и усталость сморили меня. Я медленно развязала тесемки своего плаща и расстелила его на земле. Опустилась на колени, из моей груди вырвался сдавленный вздох, и моя крылатая подруга слегка задрожала.
– Успокойся, – прошептала я и уложила птицу на мех. Я быстро осмотрела поврежденное крыло. Кровотечение давно прекратилось, и это вселяло надежду.
С трудом передвигая ноги, я направилась к кострищу. Взяла несколько поленьев и уложила их в центр, затем огнивом начала высекать искры. Я смотрела, как разгорается пламя, вместе с ним стали оживать воспоминания. О том, как мы с отцом путешествовали в другое королевство и заночевали в лесу.
Тогда мне было всего девять лет. Со смерти мамы не прошло и полугода. Я сидела в шатре в мрачном настроении, и тут появился отец. Он принес сухой коры и хворост. Разумеется, ему не нужно было этого делать. Множество его подданных могли оказать эту услугу. Но отец отвлекался от мучившей его боли, занимаясь каким-нибудь делом. Он справлялся с горем как мог. Мы оба старались.
Его черные кожаные сапоги остановились передо мной. Они были все покрыты снегом.
– Хочешь тарелку горячей похлебки с олениной? – спросил он. Его голос был спокойным, но усталым.
Я повернула голову и посмотрела в его голубые глаза, воспаленные после всех тех слез, которые он беззвучно проливал ночами. Отец слабо улыбнулся мне.
Я кивнула. Мама обожала эту похлебку.
– Чтобы ее приготовить, мы должны развести огонь, – добавил он. В его лице было столько доброты. Отец взял кусок коры и протянул его мне.
Я удивленно сморщила нос.
– Там идет снег, – сказала я ему с легкой досадой в голосе.
Он изумленно приподнял брови.
– Милая моя девочка, – сказал отец, – ты хочешь сказать, что никогда не разводила костер в снегу?
Он говорил таким тоном, словно хотел пошутить.
Я огорченно надула губы.
– Я не умею, – призналась я, и, кажется, мой ответ совсем не развеселил отца.
Он положил кору на место и протянул мне руку.
– Я тебе покажу, – сказал он. – А когда ты научишься, сможешь разводить все костры на пути в замок Стилборнов.
Отец взял меня за руку, его ладонь была теплой и надежной. Он потянул, и я встала.
Пока мы шли рядом, я обхватила отца за спину и подняла голову.
– Все костры? – спросила я, поднимая брови.
Отец улыбнулся. На этот раз его улыбка была широкой и радостной.
– Да, моя милая, – ответил он и погладил меня по макушке шершавой ладонью. – Все.
Вернувшись в настоящее, я осознала, что мои губы невольно растянулись в горькой улыбке.
– Хороший человек научил меня разводить костер, когда я была еще ребенком. – Я обернулась и увидела, что сова спит – усталость сморила и ее.
В глазах защипало от подступивших слез.
– О боги, – проговорила я тихим измученным голосом. – Я потеряла отца.
Горе и отчаяние разрывали мне сердце. Я тяжело опустилась на грязный пол. Прижавшись спиной к неровной каменной стене и подтянув колени к груди, закрыла лицо дрожащими руками и дала волю своим страданиям.
Вскоре костер запылал, его тепло согрело воздух и заключило меня в мягкие объятия. Я сдалась сильному желанию забыться. Закрыла глаза, зная, что теперь обречена на безрадостное будущее, и заснула.
И это был сон без сновидений. Ничего, только кромешная тьма.
* * *
Косые полоски бледного солнечного света проникали в пещеру, когда я проснулась. Костер давно погас, его приятное тепло исчезло. Блаженный туман, окутывавший мой разум, быстро рассеялся. И на смену пришла боль. Все мое тело болело от перенапряжения, синяков и ссадин, которые я получила прошлой ночью. Но сильнее всего болело сердце.
Действительность обрушилась на меня тяжелой каменной глыбой.
Я безучастно взглянула на обуглившиеся поленья в костре.
– Отец умер, – пробормотала я, чувствуя, как от горя кровь стынет у меня в жилах. В голове звучали чьи-то голоса, они нашептывали, что я, возможно, могла спасти его. Возможно, если бы не наши предшествующие ссоры… Если бы я не пошла в ту башню.
Я закрыла глаза, слезы покатились по щекам. Крепко обхватила себя руками и заплакала, давая волю скорби. Я и сама могла погибнуть, баргест разорвал бы меня своими клыками, не приди на помощь белая сова.
Я приподняла голову.
– Белая сова, – пробормотала я и все вспомнила.
Увидев, что на плаще птицы не было, нахмурилась.
– Где она? – всхлипнула я, вытирая слезы тыльной стороной ладони. От боли и слабости тяжело было пошевелиться.
– Аргх… – простонала я, заметив синяки на руках, но меня совсем не волновали изорванные рукава платья и грязный подол.
Я стала бродить по пещере в поисках раненой совы, но тщетно. Мне было мучительно думать о том, что она улетела куда-то, чтобы спокойно умереть. Возможно, Глотка Дьявола и не была проклята, несмотря на все легенды. Проклята была я. И моя тьма коснулась даже этой птицы с белоснежным оперением.
Чувствуя себя абсолютно раздавленной, я остановилась у выхода из пещеры. Несколько часов
