Бродячий цирк (СИ) - Ахметшин Дмитрий

— Быфтрее!

Она развела в стороны руки. Я торопливо забрал у неё спички, поджёг сначала один шар, потом второй. Они занялись мгновенно, похожие на два маленьких солнца.

— Я пошла. Пожелай мне удачи!

Она выпорхнула на середину импровизированной сцены, закружилась с огненными клубками в головокружительном танце. Закрученные в тугую косу волосы, сами по себе похожие на язык огня, хлестали её по лопаткам. Откуда-то с другой стороны выскочила Марина, растрёпанная и похожая на чёртика, закрутила над головой своё огненное колесо, такое яркое, что уличный фонарь стыдливо притушил свой белый механический свет.

Анна метнула в меня ослепительную улыбку, и я улыбнулся в ответ. Чертёнок-Мара заливалась смехом, плавя руками воздух и превращая в пепел любопытных ночных мотыльков. Джагит отрастил себе из огненных цепочек крылья. Посетители заведения пана Жерновича, кажется, прекратили даже дышать, наблюдая за волшебным зрелищем во все глаза.

Клубки огня, шипящие и плюющиеся искрами на последнем издыхании, залили водой, и я с удивлением обнаружил себя со шляпой Акселя в руках, быстро тяжелеющей от звонкой монеты и скомканных бумажек. Потом в толпе зрителей мы вместе с Мариной, затаив дыхание, наблюдали, как Капитан под аккомпанемент Костиной гитары и Аниной флейты с высоты «тигриной» тумбы показывал волшебные фокусы с исчезновением предметов, с превращением кошки Луны в разнообразные вещи. Потом колода карт у него разлетелась стайкой зелёных попугайчиков. Под конец он заставил исчезнуть меня, после чего я оказался за дальним столиком в компании стакана с имбирной содовой, жирного куска рульки, Мышика под столом и пана Жерновича, который, хихикая, рассказывал о своём знакомстве с бродячими артистами.

Если бы не болело после бессонного тряского утра в автобусе тело и если бы не щекотал ноздри горячий, взбудораженный людскими эмоциями воздух, я бы окончательно уверился, что сплю.

Мой рассеянный, блуждающий взгляд нашёл странный силуэт за спиной пана Жерновича, силуэт, который просто не вписывался в рамки здравого смысла. Толпящиеся зрители и тент с рекламой пива «Ломза» заслоняли его от света, но я разглядел увенчанную разлапистыми рогами вытянутую голову. Пан Жернович бубнил мне в ухо.

— И вот тогда пан Аксель сказал мне: «Хочешь, я познакомлю тебя со своей труппой? У нас там все сумасшедшие». Можешь себе представить, приятель? Я думал, что встретил самого безумного человека в мире, а он уверяет, что в двух повозках и «Фольксвагене» по стране колесит целая уйма сумасшедших! И я говорю: «Давай поспорим, что по сумасбродности тебя им всё равно не обставить!» В общем, я всё-таки выиграл. Какая бы ни была дурная на голову ваша команда, Аксель превосходит вас всех на три головы!

Рогатая голова качнулась, из липкой тени выдвинулось неуклюжее тело на длинных костлявых ногах с выпирающими коленными чашечками. Две крупные мухи кружились вокруг, садились и ползали по покрытой колючей шерстью груди. От существа веяло чем-то древним и первобытным, совершенно не вяжущимся с городом, сдобренным выхлопными газами и рекламой на зелёном тенте, поэтому, когда оно повернуло голову и посмотрело на меня, я со страху едва не полез под стол к Мышику.

Существо двинулось вперёд, распихивая стоящих впереди зрителей, и вышло в круг света.

Пан Жернович обратил румяное лицо к сцене.

— О, панове приготовили для нас сегодня что-то новенькое.

Лось покачивался на тонких задних ногах, неуклюже взмахивая передними, а к нему подходили с двух сторон: рысь в линялой пятнистой шкуре с торчащей клоками во все стороны шерстью и волк с раззявленной пастью. Как я ни вглядывался, так и не смог угадать, кто и чью маску примерил. Последним из фургона торжественно спустился индейский вождь.

В пьесе, быть может, и был какой-то сюжет, но он сигаретным дымом проплыл мимо меня. Я смотрел, как волк метёт из стороны в сторону хвостом и тянется из пасти ниточка слюны, как стучат лосиные копытца и колышется на рогах мох с застрявшими в нём иголками. Слышал древнюю речь из уст индейского вождя, слышал, как отвечают ему на том же старинном языке звери. Ощущал кожей, как сигаретный дым превращается в липкий туман раннего утра, когда Волк, Лось, Рысь и Человек решили встретиться и вести беседу за чашечкой еловой росы. Дома придвинулись, обступили меня, разевая провалы оконных проёмов. Свет фонаря стал жёлтым предрассветным румянцем, а среди каменной кладки мостовой, под лапами и копытами зверей и босыми человеческими ногами образовалась местами ещё зелёная, местами уже пожухлая осенняя трава.

Зрителей больше не было. Вместо них между мной и сценой — нет, уже поляной, — качались в такт порывам ветра коренастые сосны и клёны, лишь очертаниями напоминающие человеческие фигуры.

Я посмотрел на свои ноги и с каким-то отстранённым интересом увидел, что сам пустил корни. Пан Жернович стал похож на огромный валун, в складках которого гнездились выводки грибов.

Внезапно в ушах зазвучал смутно знакомый голос, он разогнал дурман, как ветер прогоняет с груди холма, у бока которого вырос наш приют, утренний туман.

— Пошли-ка прогуляемся, Шелест. Ты засыпаешь прямо в блюде пана Жерновича. Вряд ли он это оценит.

Секунду спустя я понял, что меня куда-то тащат за руку. Оглянулся и увидел через головы зрителей Акселя в маске индейца с торчащими вверх перьями, очень важного, и Марину в маске рыси со смешными кисточками на ушах.

— Проснулся немножко? — дружелюбно спросил меня Костя — Нет? Я знаю, что иногда ребята могут скучно играть роли, но не настолько же! Я знаю место, где варят настоящий и самый вкусный в городе кофе. Ты ведь, наверное, даже не знаешь, что такое настоящий кофе?.. Пошли, здесь недалеко. Через площадь.

На площади и смежных улицах веселье не утихало ни на минуту. Музыка с приходом ночи и повышением количества алкоголя в крови музыкантов и гуляк превратилась из целомудренной и спокойной в неистовую, дёргающую за конечности и порывающую немедленно пуститься в пляс. Мы любовались происходящим, ступали от одного круга света в другой, сопровождаемые смехом, тёплыми руками и живыми звуками этнической музыки. Переходили от следа, оставленного электрическим фонарём, к кроваво-красным сполохам живого огня, которые рассыпали закреплённые на длинных жердинах факелы, а потом к смешным зелёным фонарикам на ветках деревьев.

— Что там происходило? — наконец спросил я. Чувствовал я себя довольно неплохо. Сон, который три последних часа безуспешно пытался достучаться до взбудораженного сознания, забился куда-то в тёмные его уголки.

— Обычное уличное колдовство. Аксель тебе наверняка обещал нечто потрясающее. Он всем такое обещает. Но скажешь, он не выполнил своё обещание?

Костя с улыбкой смотрел на меня.

— Выполнил, — признал я. — Но…

— Что ты там видел?

Я колебался. Не сочтут ли меня психом? За свою недолгую жизнь, пусть даже я видел в ней только приют, единственный городок и был знаком от силы с тремя десятками людей, я уже понял, что реальность штука довольно суровая, и шуток с ней не прощает.

— Ничего такого. Наверное, просто задремал.

И тут же спросил:

Со всеми зрителями… и с паном Жерновичем… с ними всё в порядке?

Костя пожал плечами.

— Они завтра придут домой, подумают: «Как замечательно выступили те артисты. Ну подумаешь, отдал на пару десятков злотых больше, чем собирался — они заслужили». И упадут спать. Ну, или там займутся своими делами. Что бы ты там ни увидел, вреда это никому не принесёт. Скорее, приятные воспоминания. Веришь?

— Угу, — сказал я не слишком убедительно.

— Попробую тебе объяснить, хотя лучше бы, наверное, это сделал Капитан или пан змеевед. Он хоть и молчаливый, но мудрый. Между артистом и зрителями есть что-то вроде ниточки. А в особых случаях, когда артист по-настоящему увлечён и верит в то, что делает, он может менять и зрителя, и мир вокруг, и даже себя самого. Понял?

Я беспомощно замотал головой. Костя вздохнул и развёл руками.