Огневица (СИ) - Шубникова Лариса

Некрасу те посиделки попрек горла встали. Поначалу вроде все по-людски: девчатки пришли и парней привели. Расселись в большой гриднице — лучинки трещали, печь тепло давала мягкое — и давай болтать-шутить. Громче всех Цветава. Уж и хвасталась женихом богатым, и подарками щедрыми похвалялась. Холопки несли угощения: снетков, киселю ягодного. Никого не обделили, всем досталось. А чуть позже пришла она — зеленоглазая. За ней шел Тихомир, словно спал на ходу. С того самого мига Некрас и перестал зубы скалить, шутки шутить и прибаутничать.

И спроси его сейчас хоть сам Сварог, не ответил бы что стряслось-то? Откуда злость непонятная? Одно знал наверняка молодой купец — все это в голове вертелось только тогда, когда глядел на Нельгу Сокур. Та сидела прямехонько, да вот голова светлая клонилась к плечу красивого Голоды. Взгляд сиял самоцветами, губы румяные изгибались в улыбке до того нежной, что Некрас позавидовал. Едва ли не в первый раз в жизни сердился, что не ему чужая девица улыбку кидает, не с ним сидит, не ему протягивает плошку киселя. А более всего злился, что Нельга на него не единого раза не взглянула, будто он место пустое.

Повезло, что и без Некраса говорунов была тьма на посиделках. Разговор не смолкал, байки и сказки сыпались, что горох из мешка с дырой. Смотреть-то не мешали, Квит и смотрел. Досмотрелся…

Нельга говорила мало, все только с Тишей своим, а когда тот принимался отвечать, светилась, да бездумно трогала оберег, что висел на шее белой. Некрас приметил — оберег-то бабий. Огневицу дарила Лада Пресветлая, Праматерь. А тут на девке… Не прошло мимо Квита и то, что дорог он ей, ой как дорог! Прикасалась к кружку серебряному, будто ласкала. Так-то все больше на грудь любовался — высока, округла. Рубаха ластилась к Нельгиному телу, обвивала красиво — глаз не отвести.

— Некрас. Нерка-а-а-а-с, — смех Цветавы и щипок ее болезненный. — Ты чего застыл? Дозваться не могу.

— Задумался, красавица, не взыщи, — заглянул в глаза невестины и вмиг стал серьезным.

Видела Цветава, куда смотрел он, на кого любовался. Вон как глаза синие сверкают, едва искры не летят. Очнулся, взял невесту за руку, приласкал теплые пальцы, заговорил, зашутейничал. Все через силу — не того хотел, не о том думал.

Уже к ночи, когда толпа с гомоном повалила из дома Новиковского, поднялся с лавки и вышел на порог. Цветава, будто чуя его стылость, руки не отпускала, все прижималась. Тем сердила, но Некрас терпел. Глаза его невеста не смогла взять в полон, а потому он снова прикипел взглядом к Нельге и Тихомиру: они шли первыми, будто сбегали от шумной и веселой толпы.

Блеснуло что-то? Некрас подался вперед, выдернул руку из крепких Цветавиных пальцев. Шагнул с порога и вгляделся. Оберег, что ласкала Нельга, валялся в талом снегу, истоптанном конскими копытами и людскими сапогами. Подошел неспешно и поднял находку свою.

— Вон как… — мысль-то сразу поймал, да и сообразил, как избавиться от волшбы непонятной и опасной, от зелени глаз и медовой косы, что донимали во сне минувшей ночью.

Сунул серебряный кругляш за пояс*, повернулся, заслышав быстрые шаги по хрусткому снегу.

— Некрас, что ты? Никак обронил чего? — Цветава стояла рядом, глаз с жениха не спускала.

— Поблазнилось, голубка. Пойду я. Завтрева рано вставать. Скоро отец приедет по купеческой надобности, так хлопот много. Надо товара на насаду искать. Лугань-то богатая у вас. Ай, не рада? Что бровь изгибаешь?

— Иди, коль нужда есть. Держать не стану, — гордый вид, а глаза-то слезливые.

Пришлось обнять, приласкать, хоть и мыслями уж далеко был — там, где шагала сейчас зеленоглазая поганка, та, что из головы не шла никак.

— Спи спокойно, Цветава. Вскоре с отцом придем к вам на подворье, ты уж своих упреди, — пригладил ее мягкие волосы и выскочил за ворота.

Постоял минутку малую вдыхая шалый весенний дух — то ли горький, то ли сладкий — и побежал по крупчатому снегу туда, где на отшибе стоял малый домок Нельги. О нём ему уж успел поведать друг его Местятка.

В темноте сбился, но вывернул туда, куда хотел. Рыкнул, когда увидел у ворот дома Нельгу и Тихомира. Луна полная на небо вылезла, осветила улицу, словно солнце дневное, нарисовала для Некраса неприглядное — красивый парень склонился и поцеловал легко румяные губы, пригладил медовые волосы.

— А и дурень, — прошептал себе под нос Квит. — Кто ж так милует? Чай, не сестра, не мамка.

Тихомир дождался, пока за Нельгой дверь прикроется и пошел восвояси. А Некрас остался дожидаться, понимая, что скоро девушка хватится оберега и выскочит на улицу, а уж поймать ее проще некуда.

Спохватилась она сразу. Выбежала из дома: зипун нараспашку, коса по ветру. Заметалась по темному двору, разве что руками не шарила по талому снегу. Головой мотнула и побежала за ворота, все под ноги глядела. Хлопнула глухо калитка, тишину покоробила. Нельга направилась по улице, но далеко не ушла. Некрас окликнул:

— Потеряла чего, Нельга? — Некрас сделал шаг к ней, зацепился взглядом за светлые волосы, что красиво мерцали в лунном свете.

— Некрас? Ты как тут? Цветава послала? — она шагнула ближе к парню, да и тот на месте не остался, качнулся навстречу.

— Что ж сразу Цветава? У меня своя голова на плечах есть. Да и обряда пока не справили, — Некрас бровь изогнул сердито. — Так что ищешь, медовая?

Она вздрогнула, да так сильно, что Некрас удивился: никак испугалась? Чего? Вроде не обижал еще.

— Как ты сказал? — глаза ее распахнулись широко.

— Я спросил, чего ты ищешь, медовая? — ответил парень, и вновь удивился перемене: Нельга выдохнула с облегчением, словно гору с плеч скинула.

— Оберег обронила, а где не ведаю, — Нельга оглянулась, руками развела, мол, что делать?

— Не этот ли? — Некрас достал из-за пояса огневицу.

— Храни тебя Макошь! Где же нашел? — Нельга бросилась к парню, потнулась за серебряным кружком, а Некрас руку одернул, приподнял повыше.

— Торопишься, медовая. Вижу, что дорог он тебе, так отчего бы я просто взял да отдал? Откупись, — сказал и совсем близко встал к зеленоглазой.

— Чего ж хочешь за огневицу? — попятилась, но Некрас не пустил — обнял большой ладонью стан тонкий, притянул к себе.

— За огневицу — поцелуй огневой, — с теми словами сделал шаг по талому снегу, прижал Нельгу к забору. — Поцелуешь, как я хочу и отдам. Я не жадный, медовая — щедрый. Удоволишь, так и подарок оставлю. Скажи, что любо тебе? Бусы, лён белый? Или серебром одарить?

Говорить-то говорил, а в голове помутилось, иначе и не скажешь. Запах ее цветочный, тепло девичьего тела под зипуном, стройный стан совсем с ума свели. Того и гляди полыхнет яростное мужское! Сам себе удивлялся: глупости своей, настойчивости непривычной.

— Пусти, — строгий голос Нельги не образумил парня, наоборот, раззадорил и подстегнул, словно плеть.

— Только поймал, и отпустить сразу? Нет, Нельга, — прошелся жадной ладонью по телу от спины до бедер. — Поцелуешь и оберег твой.

— Отпусти, Некрас! — вскрикнула, затрепыхалась, попыталась оттолкнуть парня, да куда там — вцепился не оторвать. — Не стану! Слышишь? Не стану целовать! Пусти! Все Цветаве расскажу!

— Рассказывай. И Тишке своему снулому расскажи, — разум обронил, прижался жаркими губами к ее рту, поцеловал жадно.

Нельга вскинулась, уперлась руками в грудь, ногой пнула по его ноге, а Некрас без внимания. Не отпустил. Прижал к забору еще сильнее, да так, чтобы почувствовала Нельга крепость тела, жар в нём полыхающий. А она взяла да и укусила больно!

Некрас взвыл, руки разжал, Нельга отскочила и побежала вдоль забора к воротам. Уже оттуда говорила:

— Верни оберег. А про нелепие, что ты сотворил — смолчу. Пусть боги пресветлые тебя судят.

— Надо же… — Некрас вытер губы, оглядел ладонь. — Укусила, как пчела ужалила. Оберег не верну, Нельга. Я тебе свою цену назвал, а ты не расплатилась.

— Тебе для чего оберег женский, а? На себя не наденешь. И продать — навару немного. Верни, Некрас, — в голосе ее проступила мольба.