Коммуналка: Добрые соседи (СИ) - Лесина Екатерина

Пускай.

Эвелина потрогала щеки. И сколько держать? Сказано было, что до полного высыхания, но пока слизь оставалась еще влажноватой и пальцы пачкала.

И все-таки…

…распахнулась дверь, пропуская Ингвара. И огромный двуипостасный, заметив Эвелину, шарахнулся в сторону, пригнулся, выпуская когти, и тут же узнал, смутился.

— Извините, — низким рычащим басом произнес он.

И к стеночке попятился, прижался, пропуская. А Эвелина кивнула и, сделав вид, что нисколько не задела ее эта вот реакция — не зря в прежнем, прошлом мире двуипостасных считали существами скорее животной, нежели человеческой природы — проплыла мимо. Она подняла подбородок выше — кожу тотчас потянуло, напоминая, что в порыве любви к себе она намазала не только лицо, но и шею, — и шагнула на кухню.

Тихо охнул Толичка.

Слаженно — сестры Красновские. Впрочем, что с них взять, вот уж кто истинно пролетарского воспитания. Одна вечно в черные одежды кутается, пытаясь выглядеть загадочнее, чем она есть. Другая рядится в какие-то оборочки с кружавчиками, в которых само по себе ничего плохого нет, но не в таких же количествах, право слово.

Меж девицами сидел незнакомый тип.

Симпатичный тип.

Опасно симпатичный тип.

— Эвелина, с вами все в порядке? — осторожно поинтересовалась Калерия Ивановна, глядя с удивлением и… сочувствием.

— В полном, — ответила Эвелина.

Собиралась ответить. Но вдруг поняла, что треклятая маска все-таки застыла. Как-то сразу и вдруг взяла и застыла, схватившись с кожею намертво, а заодно и лицо сковало, словно параличом. И из горла донесся клекочущий нервный звук.

— Ужас! — воскликнула Виктория, ненадолго позабыв о типе, которого явно обихаживала, отчего тип сразу разонравился, хотя он Эвелине изначально симпатичен не был.

Она не повторит ошибок прошлого и точно не влюбится в какого-то тут…

— Кошмар, — отозвалась Владимира с немалым восторгом.

— А что это вы на себя намазали? — поинтересовалась Розочка, которую Эвелина заметила только сейчас. — А мама говорит, что это глупо — мазать на лицо непроверенные составы. И на задницу тоже.

— Розочка! — с упреком воскликнула Калерия Ивановна.

А Розочка лишь пожала плечиками. Она была на диво уравновешенным ребенком, со снисхождением относящимся ко странностям посторонних взрослых.

— Хр-р… — Эвелина собиралась сказать, что, конечно, дивам виднее, чем мазаться, а вот рядовая ведьма и ошибиться может, но… опять не вышло. Губы чуть дрогнули, и пленка на лице опасно натянулась, показалось даже, что она вот-вот лопнет. И ладно бы только она, но вдруг с ней, приклеенная намертво, лопнет и кожа Эвелины?

Этого допустить было никак невозможно!

Она бросилась к умывальнику с совершенно несвойственной ею прытью.

— Значит, намазала? — хором спросили сестры Красновские. — А что?

— Откуда я знаю? — Розочка посмотрела на них со взрослою укоризной. Мол, и сами могли бы додуматься, что ребенку неоткуда знать, что несознательные взрослые мажут на лица.

Эвелина сказала бы.

Если бы могла.

Открыв кран, она зачерпнула воды, брызнула на лицо и… и ничего не произошло. Вода просто-напросто скатилась с обретшей невероятную гладкость грязевой корки.

— Не смывается? — с каким-то непонятным Эвелине восторгом поинтересовалась Владимира.

— А может, если горячей? — посоветовала Виктория, разом позабывши про гостя, который вел себя совсем не так, как подобает гостю. Во всяком случае, приличные люди по утрам на чужих кухнях не сиживают. И не ставят женщин в неудобное положение. А этот…

Эвелина сделала воду горячее.

Ничего.

Она прижала ладони к щекам и тоненько замычала, поскольку застывшая пленка стала вдруг тесна. Она обхватила лицо, сдавила его и, кажется, того и гляди вовсе стянет.

А если…

…если проклятой ведьме заплатили за то, чтобы Эвелину извести? Господи, завтра спектакль, и пусть местечковая публика не особо взыскательна…

Вода по-прежнему скатывалась с лица.

— Попробуй молоком.

— Лучше маслом! — Владимира сунула кусок масла. — Если водой не выходит…

— Да погодите вы, оглашенные, — рявкнула Калерия Ивановна, заставив девиц отступить. Впрочем, масло тоже скатывалось с гладкой корки, в которую превратилась такая безопасная обыкновенная с виду мазь. А что, если… что, если вовсе не получится снять?

Что, если теперь до конца дней своих Эвелина будет ходить вот таким… чудищем? Мысль сия была столь ужасна, что Эвелина тихонечко заскулила.

— Погоди, не торопись, — Калерия Ивановна развернула Эвелину к окну, и та зажмурилась, до того ярким был свет. — Сейчас разберемся… а нет, отправим кого к ведьме, которая тебе это продала.

Эвелина мысленно обругала себя.

Конечно.

Ведьма должна знать, как с этою бедой справиться. В конце концов, она виновата. И пусть с ведьмами дело иметь непросто, но… если пригрозить жалобой в госкомнадзор и ковен, то ведьма испугается.

Или нет.

Но всяко не захочет, чтобы слух пошел, будто бы она своих клиентов калечит.

— Позвольте, — лица коснулись мягкие пальцы. — Я такое уже видел… сейчас…

Эти пальцы скользнули по щекам, и прикосновение их Эвелина ощущала сквозь застывшую корку грязи. Это прикосновение вдруг заставило сердце биться по-новому, а рот совершенно позорным образом наполнился слюной, сглотнуть которую Эвелина не смела.

Она так и стояла, позволяя прикасаться к себе.

И как никогда прежде понимала свою несчастную матушку и несчастную бабку, которых всецело захватило это вот пугающее чувство любви к человеку, о котором они, как и Эвелина сейчас, совершенно ничего не знали.

Проклятье!

И…

— Будет неприятно, — предупредили ее. Когти же гостя царапнули шею, потянули, дернули и… Эвелина не завизжала лишь потому, что визжать со ртом, полном слюны, было презатруднительно. Лицо обожгло и так, что показалось, что это самое лицо вовсе содрали.

Правда, боль отступила весьма скоро.

Исчезло чувство скованности, и маска тоже… дрожащею рукой Эвелина коснулась щек и удивилась тому, до чего они гладкие.

— Да уж, — услышала она удивленный голос Ингвара. — На что женщины только не пойдут красоты ради…

Щеки были.

И нос.

И губы… и все-то было. Кроме бровей. Она дважды провела по ним, надеясь нащупать хоть что-то, но… кожа была гладкой до стеклянности.

— В следующий раз, — в руки Эвелине сунули что-то грязноватое, уже не зеленое, но бурое. — Вы брови не мажьте…

Глава 5

Глава 5

Комнатушка, доставшаяся Святу, была тесна и узка, она походила на пенал, стены которого оклеили старыми газетами. И от возраста листы пожелтели, края их отлипли и загнулись, отчего казалось, будто стены покрыты крупной хрупкой чешуей.

Здесь сохранились еще вещи прежней хозяйки, что было странно, конечно, но… Свят смахнул пыль с подоконника и переставил кувшин мутноватого стекла с одного угла в другой.

Присел на кровать, которая заскрипела и прогнулась, ибо была стара. От белья пахло сыростью и старческим больным телом. И запах этот въелся в ткань, а значит, придется менять.

Матрас надо будет прикупить.

И пару досок.

Нет, Свят мог бы и кровать новую себе позволить, но к чему? Здесь он недель на пару, а то и раньше справится, так чего ради тратиться?

Он попрыгал на кровати и встал. Поправил лоскутное, явно вручную шитое покрывало. Шагнул к шкафу, занимавшему едва ли не треть комнаты, и заглянул внутрь. Не то, чтобы рассчитывал найти что-то по делу, все ж старуха преставилась задолго до начала этой истории, и Святу несказанно повезло, что комнатушку не заняли.

В дверь постучали.

Вежливо так.

Но все одно дверь затряслась, грозя то ли с петель соскочить, то ли вовсе хрустнуть.

— Доброго дня, — Ингвар вошел бочком. И дожидаться приглашения не стал, что, впрочем, нормально для квартир, подобных нынешней, где все-то друг другу куда больше, нежели соседи.