Внутренний дворец. Книга 1 (СИ) - Архангельская Мария Владимировна

В общем, единственным, с чем не возникло затруднений, были довольно длинные серьги из нанизанных на стержень цветных бусин.

А потом началось обучение. Я не умела ни ходить, ни стоять, ни вообще что-либо делать как положено. Служанка должна быть скромной, держать голову опущенной, не зыркать по сторонам и вообще постоянно находиться в состоянии этакого лёгкого полупоклона. У меня от этого быстро начинала болеть шея. Руки нужно было держать сложенными на уровне пояса, но не сцепив пальцы, а наложив одну ладонь на другую и отставив локти, как человечек из конструктора. Ходить полагалось мелким семенящим шагом, чтобы подол, упаси боже, не хлопал по ногам. Я же, стоило мне чуть отвлечься, тут же начинала шагать, как солдат на плацу.

Увы, из всех педагогических приёмов госпоже Нач был известен только один: палка. И пускала она её в ход не задумываясь, стоило мне хоть в чём-нибудь ошибиться. Лёгкая бамбуковая трость в её руках становилась весьма увесистой и оставляла вполне реальные синяки. Я скрипела зубами, сжимала кулаки, но терпела. Бесцеремонность, с которой со мной обращались, намекала, что если я проявлю строптивость, могут случиться вещи и похуже. Но не могу не признать, что столь негуманная наука оказалась весьма доходчивой. Чтобы отучиться смотреть прямо, вскидывать голову и ходить по-человечески, мне понадобилось всего два дня.

Другие служанки рассматривали меня с интересом, как редкостную зверушку, хихикали над моей неуклюжестью и постоянно перешёптывались. Я же с тоской вспоминала путешествие и своих попутчиков, не требовавших от меня постоянно выглядеть подобающе. Мне была оказана великая честь, и можно было не сомневаться, что все окружающие именно так и воспринимают моё назначение. И не поймут моих жалоб, даже когда я выучу язык в достаточной степени, чтобы пожаловаться. Слово «честь» на здешнем языке я выучила одним из первых – не в смысле личная честь, а в смысле высочайшее внимание, милость к нижестоящему. Это словно не сходило с языка госпожи Нач, она кидала его обвиняющим тоном, и можно было не сомневаться – уж она-то считает эту честь незаслуженной.

Языковый барьер постепенно исчезал, хотя общаться с другими девушками, кроме госпожи Нач, я могла только во время еды и перед сном. Меня поселили в крохотной комнатушке рядом с покоями императрицы – в отличие от большинства прислуги, мы пятеро жили у госпожи под рукой. Что ещё раз подчёркивало мой сравнительно привилегированный статус. Я так и не спросила никогда, было ли раньше у императрицы четыре ближних служанки, или одно место ради меня освободили. В комнатушке, отныне служившей мне спальней, едва хватало места на пять матрасов да на столько же довольно больших ларей, в которых хранились наши пожитки. Мне, кроме комплекта одежды и ночной рубашки, выдали ещё зубную щётку, к моему изумлению, почти не отличающуюся от привычных мне – только деревянную и с натуральной щетиной, понятно. Зубы полагалось чистить порошком, и я от души надеялась, что его не изготавливают из толчёного мрамора или перламутровых раковин, как это порой делали в Европе прошлого. Мылись слуги в небольшой тёмной и дымной комнатке в подвале – не каждый день, но достаточно часто. Просторная дворцовая купальня была не про нас.

Ели слуги тоже в задней комнате, и сидение на подушках на полу перед низенькими столиками доставляло мне массу неудобств. Вытянуть ноги было банально некуда, да и едва ли бы это вписалось в местные понятия о приличиях. Сядешь на пятки – быстро затекают, сядешь по-турецки – сказывался недостаток растяжки. Колени торчали вверх, вызывая веселье окружающих, и ноги опять быстро уставали. Хорошо хоть к палочкам я уже успела более-менее приспособиться, не хватало ещё усугублять репутацию варварки и неуча, залезая в тарелку руками.

Гулять тут тоже было особо некогда, и не особо тоже, так что об окружающем мире я узнавала только из разговоров. Как оказалось, императорский дворец на деле представлял собой целый комплекс дворцов и сооружений, не зря его иногда ещё называли императорским городом. Я оказалась в той его части, что именовалась Внутренним дворцом, попросту говоря – в гареме. Он занимал значительную территорию, даже более значительную, чем дворец Внешний. Император и императрица имели по собственному жилищу: жилище императора пышно именовалось дворцом Великого Превосходства, жилище императрицы носило более короткое название – дворец Полдень. Дворец Полночь во Внутреннем городе так же имел место быть, а ещё – Западный и Восточный. Хотя Восточный стоял особняком, не относясь в полной мере ни к Внешнему, ни ко Внутреннему дворцам, и был отделён от них достаточно высокой и крепкой стеной. В нём обитал наследник престола, у которого был собственный гарем, понятно, уступающий размерами папашиному, но всё же. Дворцы же Западный и Полночь пустовали: первый предназначался для вдовствующей императрицы, каковая почила в бозе несколько лет назад, а во втором должны были бы жить дочери императора и сыновья до достижения ими определённого возраста. Но, как ни странно, при таком обилии женщин плодовитостью император похвастаться не мог. Ребёнок, по крайней мере, живой, у него бы один-единственный – тот самый наследный принц.

Кроме императрицы у императора было ещё три старших супруги: Благородная, Талантливая и Добродетельная – всех их я видела в первый день вместе с императрицей. Правда, чем Талантливая супруга талантливее, а Добродетельная добродетельнее всех остальных, я так и не поняла. Каждой также полагалось по собственному дворцу. Просто супруги, без титула, жили в домах поскромнее, и в таких же, или почти таких же домах должны были б жить старшие наложницы. Положение старшей и младшей наложницы никак не зависело от возраста – старшей именовалась та, которой повезло родить его величеству сына, но не повезло вызвать к себе достаточную склонность (или иметь настолько влиятельную родню), чтобы получить звание супруги. Однако, как я уже сказала, других сыновей, кроме сына императрицы, у императора не было, а потому всем наложницам пришлось довольствоваться званиями младших и тесниться во дворике Процветания.

Я из всего этого великолепия видела пока только дворец Полдень. Он был довольно большим, в три этажа и несколько дворов. Кроме того, при нём был великолепный сад, но в него нас, служанок, не пускали – разве что только сопровождать императрицу, когда ей было угодно прогуляться.

Жили, впрочем, во дворце и не только служанки. Первое время я, не особо разобравшись, относилась как к должному к тому, что часть слуг были мужчинами. Потом начала этому факту несколько удивляться, но всё встало на свои места, когда я однажды спросила у одной из своих товарок, показав на проходившего через анфиладу покоев молодого человека с явным лишним весом:

– Почему тут мужчина?

– Мужчина? – удивилась девушка, проследила за моим взглядом и понимающе кивнула: – А! Не мужчина!

– Не мужчина?

– Ага. Чик! – она сделала выразительное движение указательным пальцем. – И всё.

Евнухи! Это всё объясняло – от их присутствия в гареме до особенностей внешнего вида. Я уставилась вслед прошедшему со смесью любопытства и чего-то похожего на отвращение. Конечно, он не виноват в том, что с ним сделали… Но реакция отторжения была на уровне инстинкта.

Впрочем, со временем я привыкла.

А обучение тем временем продолжалось. Оказалось, что для того, чтобы выглядеть достойно, мало одеться и причесаться подобающим образом. Нужно ещё и накраситься. А также позаботиться о коже, ногтях, волосах… В общем, не оскорблять утончённый господский вкус грубым и неухоженным видом. Госпожа Нач показала мне целый арсенал: щипцы и щипчики, кисти и кисточки, гребни и гребешки. Последние почему-то поразили меня больше всего, я и не думала, что может быть такое разнообразие – всех размеров и из разных материалов (причём от материала зависит, когда и зачем их использовать, не просто по прихоти!), с разными зубцами: острыми, четырёхугольными и даже круглыми. Мой ларец в спальной комнате пополнился батареей флакончиков и коробочек: тушь для ресниц, румяна и белила (оставалось лишь надеяться, что не свинцовые), помада, тени, ароматические воды и масла для тела и волос, винный уксус для смачивания ногтей, пудра белая и пудра зелёная. Последняя предназначалась для смягчения кожи, её полагалось разводить водой до состояния кашицы, наносить на кожу лица и рук, потом смывать и, подсушив лицо подогретым полотенцем, наносить всю прочую раскраску. И, надо сказать, эффект от процедуры с пудрой был заметный.