Сергей Смирнов - Сидящие у рва

КАНЗАР

Ровандар стоял на Царской Дороге; от него дорога уже поворачивала на север. В трех дневных переходах от Ровандара был последний крупный город — Куинна; за Куинной начинались земли Киатты.

Ровандар и Куинна — и поход Берсея можно было считать законченным.

Ночью он снова оказался на берегу реки, под холодным секущим дождем. Он не знал, следуют ли за ним Руаб, телохранители, ординарцы — по крайней мере, он их не видел.

Он вошел в темную воду и закричал.

Вода разомкнулась. Показалась одна темная фигура, за ней другая. Их было все больше, и это были не эльменцы, закованные в доспехи. Связанные попарно, они выходили из вод и медленно брели к берегу.

Когда они приблизились, Берсей вдруг с ужасом разглядел, что у каждого изо рта торчит рыбья голова; головы таращили глаза и шевелили жабрами…

Берсей пятился, с трудом сохраняя равновесие, не в силах оторвать взгляда от разевающихся рыбьих ртов…Он очнулся. Он был мокрым, и в ужасе подумал, что и в самом деле ходил по воде и мок под дождем. Он ощупал одежду и с облегчением перевел дух. Он был мокрым от пота, хотя в хижине было холодно: печь давно остыла. Берсей сдержал стон.

Голова раскалывалась, в мозгу, отуманенном болью и лекарством, пульсировало одно слово: «Канзар».

Именно это слово пытались выговорить рыбы.

Утром Берсей приказал собрать тысячников на военный совет.

А через несколько часов из Сенгора на север выступила агема.

Ею предводительствовал сам Берсей.

Остальное войско под командой Карраха двинулось по Царской дороге на Ровандар.

Канзар стоял на берегу Индиары, на сотню миль севернее Сенгора. Когда-то это был большой город, столица единого Тао.

Но с тех пор прошли века. Тао разделился на семь небольших королевств, постоянно воевавших друг с другом, а Канзар, несколько раз переходивший из рук в руки, переживший немало захватчиков, в конце концов тихо умер.

Сейчас это был культовый центр Тао. Среди деревьев, на полянах стояли, лежали и сидели тысячи каменных изваяний. От совсем маленьких, едва возвышавшихся над травой, до гигантских — выше самых высоких деревьев. Одни из них насчитывали несколько десятков лет, другие стояли здесь тысячелетия. Возле каждого бога и божка, под миниатюрным навесом, дымились курильницы, распространявшие сладко-приторные запахи сандала. Таосские боги — предки таосцев — охраняли уснувший город. Небольшое население обслуживало паломников, но большая часть города лежала в запустении: взломав мостовую, выросли пальмы, в обветшавших каменных громадах зданий обитали лишь обезьяны да летучие мыши, да еще — полусумасшедшие аскеты-отшельники.

Аххумского гарнизона в Канзаре не было: в священный город, по соглашению с таосскими правителями, вход вооруженным аххумам был запрещен.

Берсей разбил лагерь неподалеку от города, на открытом месте, недалеко от берега Индиары.

…Но даже досюда доносился тошнотворный запах сандалового дерева. Дождя не было, слабый ветерок гулял над рекой. Берсей в сопровождении Руаба и полусотни воинов — все без оружия — отправился в Канзар.

Они въехали в город с юга, дорогой, по которой никто не ездил.

Они ехали вдоль развалин, обросших пышной зеленью, медленным шагом, никого не встречая на пути. Только птичий гомон да вопли обезьян сопровождали их. Миновали полуразрушенную древнюю арку, украшенную рельефными изображениями, пересекли площадь, на которой стояло несколько шалашей; в шалашах, на голых камнях, лежали длиннобородые худые аскеты. Они не обращали внимания на кавалькаду. В центре площади у разрушенного фонтана Берсей остановился.

Прошло немного времени — и на противоположном конце площади показались всадники. Они были в длинных плащах, под которыми, возможно, прятали оружие. Воины агемы, повинуясь жесту Руаба, ближе придвинулись к темнику.

Плащеносцы подъехали к фонтану и тоже замерли. Наконец, один из них сказал голосом, который узнали многие:

— Я знал, что ты придешь, Берсей.

Берсей поднял руку, потер висок и глаз, словно пытаясь стереть розовый лоскут, мешавший ему смотреть.

— А я знал, что ты жив, Аххад.

Руаб вздрогнул так, что под ним заплясала лошадь.

— Я знаю даже, кто помог тебе спастись и бежать, несмотря на мой приказ…

— Ты не можешь приказывать! — крикнул Аххад. — Ты отстранен от командования!..

— Никто не может меня отстранить от командования, кроме великого царя. Он приказал мне идти на восток, и я пойду. Еще я знаю, Аххад, какие доносы ты слал на меня в Нуанну. Ты изменник, Аххад.

— Я выполняю приказ царицы! А ты… ты болен, Берсей! Ты обезумел, и твои больные глаза повсюду видят изменников!..

Берсей склонил голову и мрачно произнес:

— Да, они видят изменников. Ты предал родину, старый солдат…

Я должен казнить тебя… Хочешь честный поединок? Тогда ты узнаешь, больны ли мои глаза.

Аххад помолчал. Потом поднял руку. И сейчас же всадники, окружавшие его, выхватили из-под плащей намутские сабли-полумесяцы.

Телохранители мгновенно окружили Берсея плотным кольцом, Руаб развернул его коня и ударил плеткой. Конь понес Берсея, который едва удержался в седле, и это спасло ему жизнь.

Безоружные воины агемы направили коней навстречу смерти. Они пытались уклониться от сабель, кто-то сползал с седла, кто-то спрыгивал с коня на ходу. Кони грудью налетали друг на друга, Руабу удалось завладеть саблей намутца и он бросился к Аххаду, но не дотянулся.

Вся схватка продолжалась недолго — Берсей успел остановить коня на краю площади. Он повернулся. Прямо на него летел Аххад, и из его глотки вырывался не крик, а нечленораздельный, нечеловеческий визг:

— Сме-ерть… те-елю-у!..

«Теперь мне незачем скрывать свою болезнь», — подумал Берсей, глядя на стремительно приближавшегося Аххада. Еще мгновение — и боль исчезнет, уйдет окончательно. Он даже успел почувствовать облегчение от этой мысли, и еще от того, что великое бремя будет с него снято одним движением изогнутого клинка.

Но когда конь Аххада едва не налетел на него и Аххад натянул поводья, разворачиваясь, уже привстав для удара, Берсей внезапно увидел на расстоянии вытянутой руки налитый кровью глаз коня. Не раздумывая, подчиняясь мгновенному импульсу, Берсей быстро и сильно ударил кулаком в этот глаз. Перстень с печаткой открылся в последний момент, выпуская короткое жало; брызнула кровь, конь отшатнулся и встал на дыбы, закричав смертельно раненым зверем. Еще мгновение. Клинок сверкнул совсем рядом с лицом Берсея и ушел в сторону. Коня занесло и Аххад в изумлении широко открыл глаза.