Лорел Гамильтон - Глоток Мрака

— Да, — ответил Ясень.

— Нет, — ответил Падуб.

Я улыбнулась Падубу.

— Вы оба хотите власти, разве не так?

— Так, — Выдавил с неохотой Падуб.

— Тогда возьмитесь за мои руки.

— Что случится, если мы это сделаем? — Спросил Ясень.

Моя улыбка переросла в смех, запах роз и зной летнего солнца на моей коже были настолько реальны, что это вызывало легкое головокружение, но мои глаза продолжали видеть морозную зимнюю ночь.

— Я не знаю, что случится, — Ответила я, и это была правда.

— Тогда почему мы должны делать это? — Спросил Ясень.

— Если вы позволите запаху лета и листьев исчезнуть, если вы откажитесь в этот момент от силы, то всю оставшуюся жизнь вы будете задаваться вопросом, что случилось бы, если бы вы взялись за мои руки.

Братья посмотрели на друг друга. В эту секунду они вспоминали года коварства, борьбы и выживания, которые определили их выбор.

— Она права, — сказал Ясень.

— Это уловка сидхе, — сказал Падуб.

— Наверняка, — с улыбкой сказал Ясень.

Падуб усмехнулся брату.

— Это плохая идея, брат.

— Да.

Падуб протянулся, и Ясень повторил его движение. Они синхронно потянулись к моим рукам, словно отрепетировали это движение. Их пальцы вызвали покалывание по моей коже, и видимо, у них тоже, потому что Падуб начал отодвигаться.

— Не останавливайся, Падуб. — Произнес Ясень

— Это плохая идея, брат.

— Это — власть, — сказал Ясень, — и я хочу этого.

Падуб колебалась еще один удар сердца, затем его рука двинулась, и они с братом повторили шаги друг друга ко мне взяв меня за руки.

— Я всю свою жизнь следовал за тобой, — сказал он. — И не буду останавливаться теперь.

Тогда поле и холод зимы пропали, и мы оказались в круге из камней на широкой равнине под полной луной и сиянием летних звезд.

Глава 42

Ясень обхватил меня, разворачивая меня к нему спиной, одна рука на моем горле, другая — вокруг моей талии, прижимая мой меч ко мне. Падуб потянул собственный меч и стоял за пределами круга. Его меч мерцал как замерзший лунный свет.

— Верни нас назад, — Прошипел мне на ухо Ясень.

— Это не я доставила нас сюда.

— Врешь, — шепнул он, и его пальцы сжались на моей шее. Этот захват, твердость его пальцев на моем горле, ускорили мой пульс.

Я заговорила осторожно, не желая сделать что-нибудь, что заставило бы его пальцы напрячься еще больше.

— Я не могу менять зиму на лето или перенести нас в другую страну.

Его пальцы сжались еще немного, пока не стало больно глотать.

— Что ты имеешь ввиду под «другой страной»?

Я постаралась говорить еще более осторожно.

— В Америке нет таких каменных кругов, как этот.

Его рука сжалась так, что я начала хрипеть при дыхании.

— Тогда где мы? — Спросил он.

— Это место между, — ответил женский голос.

Ясень продолжал внимательно оглядываться вокруг. Его пальцы не напрягались, и я была этому рада, но они и не расслабились. Мое дыхание все еще хрипело из-под его пальцев, пока он медленно поворачивался к этому голосу.

— Кто Вы? — Спросил Падуб.

— Вы знаете, кто я. — Ответил женский голос.

Ясень повернулся так, чтобы он увидел ее прежде меня, но я знала что мы увидим, или что я увидела бы. Она носила закрытый плащ, который скрывал большую часть ее лица, однако были видны лишь часть подбородка и проблеск губ. Она держала посох, и ее рука менялась ежесекундно, сначала она была бледна, затем темна, была стара, затем стала молодой, была тонкой, затем нет. Она была Богиней. Она была всеми женщинами одновременно и ни одной из них.

— Почему Вы принесли нас сюда? — Спросил Ясень. Падуб стоял лицом к фигуре, направляя на нее меч, как будто в любой момент был готов напасть на нее.

Я знала, что у нее не было плоти и крови. И не думаю, что меч мог причинить ей боль, но казалось неправильным угрожать ей. Возможно, я бы предупредила его об этом, но рука Ясеня слишком сильно сжимала мне горло.

— Верните нас назад или Ваша избранная умрет.

— Навредите ей, и у вас никогда не будет власти, которую вы ищете, Ясень.

Хватка его руки немного ослабла так, что я смогла дышать, не борясь за каждый вдох.

— Значит, если я отпущу ее, Вы дадите мне власть?

— Она — ключ к вашей власти. Без нее нет ничего.

— Я не понимаю.

Падуб сделал выпад в сторону фигуры. Меч лязгнул длинным лезвием и уткнулся в траву перед стоящей фигурой. Он одновременно был высоким и низким, мускулистым и нет, темным и белокожим, всеми мужчинами одновременно и ни одним из них. Он отбросил плащ, в который был закутан ради спасения наших рассудков от мгновенной смены его многообразных форм. Он был нагим, стоял во всей своей красоте и жесткости этого высокого, мускулистого тела, предназначенного для удовольствия, так же как и для работы мечем и кровопролития. Он был самым великим в нежности и самым великим в разрушении. Он весь состоял из водоворота образов, форм, ароматов и взглядов.

Он разоружил Падуба, но чтобы сделать это, ему пришлось ранить в руку гоблина. Это говорило о навыке Падуба или нетерпении Бога. Его голос был глубок и грохотал как камни, в следующее мгновение он был легким и воздушным, сочетал в себе множество мужских голосов и не был голосом одного конкретного мужчины.

— Кто я?

Падуб упал на колени, к его шее был прижат меч.

— Вы — Консорт.

— Кто моя супруга?

— Богиня, — ответил Падуб.

Бог потянулся к Богине, и в момент, когда из руки соприкоснулись, с нее упал плащ, и они стояли рядом. Я не знаю, что видели гоблины, но я видела вызывающий головокружение водоворот лиц и тел. Они были всеми этими существами сразу, но мой ум не мог воспринять все это. Наконец я закрыла глаза, поскольку не могла смотреть на это.

Ясень начал двигаться, и я открыла глаза, поняв, что он тянет и меня за собой, чтобы встать на колени в летнюю траву. Он прекратил душить меня где-то в процессе появления Консорта. Его рука вместо шеи, теперь держала мои плечи. То, что причиняло мне боль, теперь было почти нежностью.

— Гоблины слишком давно не видели лица Консорта, — сказал Ясень.

— И Богини, — сказала Богиня сказала с упреком в голосе. Это был голос каждой матери, каждой старшей сестры, каждой тети, каждого учителя, все они одновременно отзывались эхом в этом голосе.

— Дольше, чем мы не видели лица Богини, — сказал Ясень. Если он и был недоволен упреком, то не в его голосе это не было заметно.

— Вы гоблины? — Спросил Консорт.

— Да, — ответил Падуб.