Н Джеймисин - Сто тысяч Королевств

Слабость эта, недостойная, непозволительная крови Дарре, женщины Дарре, остудила бурлящую во мне ярость. Понятия не имею, отчего он купался в слезах. Может, то на мгновение, один-единственный миг, расцвели клочки его гнилой совести, давным-давно погребённой под гнётом всевозможных пороков. А может, он попросту зашиб о что-нибудь тяжёленькое палец на ноге. Но в ту секунду, стоя в дверях и видя, как скриптору не под силу справиться с тихо капающими на пол слезами (мне вспомнился Т'иврел, возобладавший над пламенем чувств), я не могла ни задаться вопросом: что если хоть одна из этих горячих капель пролилась во имя моей матушки? Что если не я одна оплакивала её, в тоске и муке.

Я скользнула обратно, аккуратно прикрыв за собой дверь, — и ушла прочь.

Моя собственная глупость.

Да. Ты раз за разом противилась правде, даже тогда.

Знала ли я это?

Теперь — да. Однако ж, не прежде.

Отчего?

Ты умираешь. Твоя душа охвачена схваткой. И иные воспоминания поглощают тебя.

Скажи мне, чего ты хочешь, спросил Владыка Ночи.

Скаймина была у себя, подгоняя к завтрашней церемонии вечернее платье. Белое — не лучший выбор с её стороны. Уж больно сильно скрадывал и без того бледную кожу кузины. Само же платье было поражало глаз сверкающим великолепием, сшитое из чего-то блестящего, к тому же усеянное поверх корсажа и вдоль линии подола россыпью крошечных бриллиантов (отчего переливающийся вкруг ткани ореол только усиливался). Блики света вспыхнули, отразившись в них, стоило сестрице повернуться, переступая ногами по специальному подиуму, вдоль которого копошились портные.

Мне не оставалось ничего другого, как терпеливо ждать, покуда она раздаст тем деловитые инструкции. На противоположной стороне комнаты, на подоконнике, развалилась человеческая личина Ньяхдоха, пристально вглядываясь в колыхающееся за окном в полуденной истоме солнце. Слышал, или нет, он, как я переступила порог, но дождаться от него излишнего уважения к моей персоне мне явно не светило.

— Сознаюсь, я любопытна, как попугай, — произнесла Скаймина, наконец обращая ко мне горделивый взор. При виде здоровенного кровоподтёка на подбородке, меня охватил скоротечный приступ мелочного удовольствия. Неужели нет такой магии, чтобы по-бвстрому залечить даже такую мизерную царапину? Стыд и срам! — Так что заставило вас заявиться ко мне в гости? Вновь собираетесь умолять меня заступиться за свой народ?

Я покачала головой.

— Не в моих привычках бессмысленно тратить слова. — И время.

Она улыбнулась, почти добродушно.

— Правда? Ну что ж… Тогда с чем вы пожаловали?

— Обсудить ваше… предложение, — сказала в ответ. — Надеюсь, оно всё ещё в силе?

Теперь и я поимела свою сатисфакцию — кузина, в замешательстве, шустро захлопала ресницами.

— Ты же не передумала, сестрица, нет?

Я небрежно отвесила кивок — минуя сестрицу, к замершей в оконном проёме тёмной фигуре. Одетой в простого покроя чёрную рубаху и узкие брюки, в тон, по цвету, — а в пару к ним — грубый железный ошейник, болтавшийся на шее. И на том спасибо. От прежнего, нагого вида у меня тошнотворный комок подкатывал к горлу.

— Помнится, некогда вы упоминали, что с радостью готовы одолжить мне своего лю… бимца. На время, разумеется.

Невидимый Скаймине, за её спиной, Нахья резко оборотившись, уставился на меня, поедая сузившимися карими глазами. Да и сама кузина на мгновение показалась слегка ошалелой, ну а после разразилась громким хохотом.

— Подумать только! — Она шевельнулась, перемещая вес на другую ногу и упираясь, вгоняя портных буквально в оцепенелый ужас, рукою в бедро. — Да уж, сестрица, с тобой не поспоришь. Он и в самом деле куда более горазд, чем Т'иврел, в деле удовольствий. Но — прости уж — ты кажешься столько мелкой тва… творением Отца нашего. А мой Нахья столь силён, столь… велик… олепен. Уверена, что справишься?

Она напрасно сотрясала воздух искусно подслащёнными оскорблениями. Я спустила все её колкие выпады мимо ушей, почти не заметив.

— Вполне.

Скаймина ошеломлённо тряхнула головой.

— Что ж, прекрасно. Я всё равно не собиралась прибегать к нему, больно он нездоров сегодня. Впрочем, тебе как раз само то, хотя… — Она на миг замолкла, поглядывая на окна. А точнее, на солнце — сколь близко оно подпустилось к горизонту. — Разумеется, я могу не оговаривать специально, что стоит остерегаться заката.

— Конечно. — Моя улыбка мгновенно навлекла хмурый взгляд из припущенных бровей. — В моих планах нет желания отправиться на тот свет раньше срока.

— Ступай с ней, — приказала она, и Ньяхдох приподнялся с подоконника.

— Надолго? — спросил он безучастно.

— До самой её смерти, — усмехнулась Скаймина, разводя руки благородно-великодушным жестом. — Кто я такая, чтобы отвергать последнюю просьбу?.. Но пока будешь занят делом, Нахья, поглядывай там, чтобы сестрица не перенапряглась… совсем уж сильно — по крайней мере, настолько, чтобы преждевременно выйти из строя. В общем, ты понял: ничего такого. Совсем ничего. В наших интересах, чтобы она смотрелась впору, подходяще, — на утро, двумя днями позже этого.

Железная цепь, врезавшаяся креплением в соседнюю с окном стену, ослаблено опала, с последними словами кузины. Нахья подобрал свободный конец и застыл на месте, с безжизненным выражением глядя на меня. В тёмных глазах его нельзя было прочесть решительно ничего, кроме безразличия.

Я отпустила короткий поклон Скаймине. Той было уже всё равно; она, раздражённо шипя, устраивала очередную трёпку портным: один из бедолаг плохо сколол подрубленный край. Развернувшись, я удалилась, не обращая внимания, двинулся следом, или же нет, за мною Ньяхдох.

Чего бы я желала, будь свободной?

Неприкосновенность и защиту для Дарра.

Смерть, обретшую смысл… чтобы гибель матушки не канула даром.

Изменение… перемен — для мира.

И для себя…

Да, теперь я понимаю. Я избрала руку, в чьей воле будет диктовать мне…

***

— Она права, — проговорил Нахья (мы вместе стояли посреди моих комнат). — От меня сейчас мало толку. — Но за любезным, бесстрастно хладнокровным тоном угадывалась горечь.

— Отлично, — сказала я, — так или иначе у меня нет ни малейшего интереса выяснять это. — Подойдя к окну, я замерла у стекла.

За спиной надолго воцарилась тишина, а потом рядом раздались шаги.