Наталья Лебедева - Малахит

Два сада — вишневый и яблоневый — старые, еще дореволюционные, вернули жизнь Анис. Она проводила здесь много времени, несмотря на то что ударили морозы.

В первый же день на новом месте Золотко создала удивительную хрупкую яблоньку из белого золота. Ее ветки были укрыты пышным, только что выпавшим снегом.

Анис вновь похорошела. О пережитом напоминали теперь только две широкие седые пряди в темных волосах. Пряди эти, как ни уговаривала ее добродушная горничная Галя, она категорически отказывалась закрасить.

Берковский вел себя с ними по-дружески и даже как-то по-семейному. Как оказалось, Галя и другая прислуга думали, что между ними и вправду есть родственная связь и что, возможно, Берковский и Анис — брат и сестра, так естественны стали их отношения.

Берковский начал привыкать к роли доброго, но не слишком нежного дяди и к тому, что Анис и Золотко едят с ним за одним столом и иногда составляют ему компанию вечерами. Он приходил к ним, в их маленькую гостиную, и сидел, развалившись в кресле перед камином в роли созерцателя. Ему нравилось чувствовать себя хозяином этой красоты: той, что создает Золотко и той, что от природы обладает Анис.

В остальные вечера он пил: один или в компании, все равно. Он был сказочно богат, но делать ему было нечего. Из ФСБ он давно уволился по выслуге лет. Старые проверенные схемы по легализации доходов исправно работали. Его ювелирная империя создавала ценности, сидя у него дома перед камином, почти не требовала заботы о себе и выглядела, как маленькая золотоволосая девочка.

Жить с размахом — то есть устраивать по-настоящему шумные развлечения, или тратить безумные деньги на предметы роскоши — Берковскому вроде и не хотелось. Но, может быть, все дело здесь было в многолетней привычке не высовываться.

Золотко с раздражением отодвинула от себя небольшой слиток золота. Какие только формы не принимал он за последние полчаса, и не один образ ее не устроил.

Анис, которая сидела у камина с книгой в руках, подняла голову и спросила:

— Что, не выходит?

— Нет, мама, все не то. А помнишь, я тебе дома показывала поваленное дерево? Ну, у него еще ветки так чудно переплелись… Я подумала: сделать бы такое дерево, а между ветвями у него — маленькую птичку. Как будто дерево упало, а она оказалась словно в клетке. Только я никак не могу вспомнить, как сплетались ветки… Вот бы на него еще раз посмотреть.

Анис посерьезнела. Она закрыла книгу и осторожно положила ее на скамеечку для ног.

— Иди, вернись домой, — еле слышным шепотом сказала она. — Тот мальчик, Крысеныш — он ведь говорил тебе, что это просто, стоит только захотеть!

— Я не хочу захотеть.

— Почему?

— Нет, это ты ответь, почему? Почему ты каждый раз затеваешь этот бессмысленный разговор? Я тебе говорила, что не пойду туда без тебя. Он тебя убьет.

— Я пойду с тобой…

— Ты умрешь там. Я же рассказывала тебе: взрослые без амулета не могут там жить! Берковский сколько раз об этом говорил! Ну пусть он врет, пусть он только пугает. Но Крысеныш говорил мне то же самое! Он видел, как один взрослый надел себе на шею амазонит и прошел, а другого вырвало, и он едва не потерял сознание, и не смог идти дальше — а ведь даже не переступил черту. Мама, мамочка, — на глазах девочки выступили слезы, она почти рыдала. — Я так боюсь за тебя. Ты живи, пожалуйста, живи долго. А я буду рядом с тобой. Мне больше ничего не нужно!..

Анис закусила губу, чтобы не заплакать, и вытянула вперед руки. Рыдающая Золотко побежала к ней и обняла так сильно, что подбородок девочки больно уперся матери в грудь. Они сидели так, обнявшись, в полной тишине, пока за окном не блеснул свет фар. К подъезду с легким шорохом подъезжала машина.

Золотко подскочила к окну посмотреть.

— Уезжает? — спросила, подходя к ней, Анис.

— Ага.

— С шофером?

— По-моему, да. Опять вернется поздно и пьяный…

Они еще немного постояли у окна, глядя, как Берковский отправляется в город.

— Знаешь что? — спросила Золотко, когда затих шум мотора.

— Что? — улыбнулась в ответ на ее игривый тон Анис.

— Давай я буду тебя наряжать.

Мама и дочь взяли косметику, которую подарила Анис Галя, достали припрятанные Золотком для себя золотые украшения. Юбки, платки, драпировки из ткани… Золотко работала над маминым обликом с вдохновением истинного художника. И без того похорошевшая в последнее время Анис просто расцвела. Глаза заблестели, губы сложились в очаровательную улыбку. Каждую минуту Анис взрывалась счастливым смехом. Потом Золотко нарядила себя, и они уселись перед камином читать про Винни-Пуха. Поблескивали тяжелые серьги в ушах. Монисто на шее нежно звенели в такт заливистому смеху.

Когда Берковский вернулся домой, был только час ночи. Он напился сегодня очень быстро.

Девочка, по-прежнему наряженная и накрашенная, дремала на коленях у матери. Анис встревожено повернула голову, услышав звук открываемой двери и неровных, шаркающих шагов. Золотко даже не пошевелилась. Слава богу, спит, подумала мать. Берковский часто приходил домой пьяным, но сегодня его вид почему-то встревожил ее. Женщина посмотрела в бессмысленные, с красными прожилками, глаза и умоляюще поднесла палец к губам — только бы не разбудил девочку.

Берковский посмотрел на палец — тонкий и изящный. Он посмотрел на прядь волос — черные, естественные, ни разу не крашенные… А потом Берковский ухмыльнулся. Анис давно нравилась ему.

Быстрым и нежным движением Анис сняла с колен голову дочери, встала с дивана и пошла ему навстречу. Берковский стоял в дверном проеме. Она даже прошла мимо него — прочь, вперед по темному коридору, но он поймал ее за локоть. Она молчала — лишь бы не разбудить дочь — и изо всех сил упиралась ладонями в его плечи.

Золотко всегда спала очень крепко, но сейчас проснулась. Что-то очень сильно испугало ее. От происходящего изменился сам воздух. Девочка подняла с диванной подушки сонную голову со спутанными волосами и огляделась. Маму она не увидела, но услышала легкий шорох ткани и другие, непонятные, звуки.

— Мама, — позвала девочка.

Она встала с дивана и крадучись вышла в коридор. И закричала, как только увидела, что происходит. Испуг за маму был так силен, что она набросилась на Берковского и начала колотить его по пояснице. Зацепилась за какой-то хлястик и рванула на себя. Затрещала ткань. Берковский пнул ее ногой, ни на секунду не отрываясь от Анис. Золотко взвизгнула — скорее от неожиданности, чем от боли.

Анис, готовая сражаться за ребенка, царапнула Берковского ногтями по лицу. Берковский вцепился руками в плечи Анис и тряхнул ее так, что женщина ударилась головой о стену и тяжело осела на пол. Потом обернулся к ребенку.