Владимир Романовский - Год Мамонта
Нико перешел мост и приблизился к всадникам, чтобы получше их рассмотреть. Лицо одного из всадников показалось ему знакомым. Он подошел еще ближе и вдруг закричал:
— Петич! Эй, Петич! Это же я, Нико!
Всадники обернулись.
— Эй, Фокс, по-моему, это к тебе, — сказал один из всадников другому, улыбаясь иронически.
Фокс нахмурился, затем мрачно улыбнулся, и тихо сказал:
— Я сейчас, — и поспешил навстречу Нико.
— Здорово, друг! — восхищенно сказал Нико, громче, чем было принято в столице. — Как дела, как живешь!
— Здравствуй, Нико, — тихо сказал Фокс.
Нико попытался обнять Фокса, но Фокс, оглянувшись на товарищей, придержал его, выставив ладонь.
— Я при исполнении, — сказал он.
— Понимаю, понимаю, — заговорщически зашептал Нико. — Ты молодец. Помнишь, как мы того купца охраняли? А сколько мы тогда выпили вдвоем!
— Помню, — поспешно сказал Фокс. — Смешной был купец. Да… И, сколько я помню, его все-таки ограбили, несмотря на нашу охрану. Да и какие мы с тобой были тогда охранники…
— Петич, просто не верится, что это ты! — радостно улыбаясь, сказал Нико. — Ну, какой ты стал. Представительный. А это твои друзья?
— Сослуживцы. Вот что, Нико, у меня сейчас совсем нет времени, у нас там важное дело. На, держи. Выпей за меня, только не в этой таверне. Как-нибудь свидимся.
Нико почувствовал, что ему вложили в ладонь монету. Фокс-Петич хлопнул его по плечу и вернулся к своим спутникам.
— Брат или лучший друг? — насмешливо спросил один из них.
— Да так, — сказал Фокс уклончиво. — Старый знакомый. Юность. С какими только людьми не общаешься в юности.
Всадники зашли в таверну.
Идти на окраину почему-то расхотелось. Нико, глупо улыбаясь, рассматривал золотую монету, которую ему дал Петич. Монета была обыкновенная, с профилем Великого Князя Бука. Если разменять на медяшки, можно провести несколько часов в окраинном кабаке, ни о чем не думая, лакая пиво.
Волоча цепь, Нико пошел в обратном направлении, к центру. Несколько раз его окликали, но он не обращал внимания. Время от времени он останавливался и подолгу рассматривал монету. И глупо улыбался.
Прибыв к дому Риты, он нашел дверь запертой. Нико постучался. Заспаная служанка отодвинула засов.
— А, это ты, — сказала она мрачно. — Не пущу я тебя в дом, вот что. Ты весь дом перевернешь. Хватит с меня. Сиди, жди хозяйку.
И захлопнула дверь.
Нико сел на крыльцо, облокотился о перила, вынул монету, и снова стал ее разглядывать.
Надо бы отсюда свалить, вот что, подумал он. А то скоро станет холодно, а я, хоть и переношу холод запросто, все-таки я из Беркли, да и подготовка, тем не менее не очень его люблю. А на юге я еще не был. Много слышал про море и пальмы, но не заезжал, как-то не приходилось. Месяца три-четыре займет переход. Зато там всегда тепло. Вот только я плавать не умею, и воды боюсь, честно говоря. В школе драконоборцев учат плавать, а меня вот так и не научили. Ну так буду сидеть на берегу и смотреть на горизонт. А может меня возьмут матросом на какое-нибудь судно, и я буду путешествовать по морям и увижу весь мир. В мире есть много занимательного. Я много читал о дальних плаваниях. А еще на кораблях требуются повара, то есть не повара, а коки, как они их называют, и я буду кок. Буду готовить жратву матросам. Готовить я научился, когда шлялся по западным территориям. Не знаю, как моряки относятся к хрюмпелям. Если они не знают, что это такое, вот я их удивлю! Пожрут, аж за ушами будет трещать, а потом скажут — душевный ты парень, Нико. Спасибо тебе. Мы и не знали, что бывает такое на свете — хрюмпели, мы только рыбой питаемся. Очень вкусно.
И еще, наверное, можно устроится пиратом. Навыков и умений у меня для этого достаточно. А что? Раз человечество меня отвергает, чего мне его жалеть? Ну его, человечество. Будем ходить по морям под черным флагом, петь дикие пиратские песни, нагоняя страх на проходящие мимо ладьи и галеры, а по вечерам гулять в каком-нибудь портовом кабаке, где много развязных женщин и веселых моряков. И все тебе рады.
— Чего ты тут торчишь? — спросил Брант, подходя.
— А, привет, — откликнулся Нико. — Может, выпьем?
— Может и выпьем, — сказал Брант, стуча в дверь.
Стучать пришлось долго, но служанка все же явилась, отодвинула засов, ругаясь, и открыла дверь.
— А, это вы, — сказала она сердито. — Я думала, это он стучит тут. Я ему велела сидеть тихо.
— Простите, как? — сказал Брант.
— Вот этому. Он весь дом перевернет.
— Мы с ней поругались, — объяснил Нико. — Чего она ко мне липнет, я не знаю. Я понимаю, что не будь меня, век бы ей не видать настоящего драконоборца. Но очень въедливая баба.
— Закрой рот, хамье, — сказала въедливая баба.
— Отойдите, — сказал Брант, отстраняя служанку. — Нико, вставай, пошли в дом.
— Не хочу, — закапризничал Нико.
— Хочешь, не хочешь — надо.
В столовой, разлив по кружкам пиво, Брант спросил:
— Мне тут скоро надо будет уехать на некоторое время. Поедем вместе?
— Давай, — согласился Нико. — На одном месте сидеть — все равно толку не будет. Пора бы уж развеяться. Надоела мне Астафия. Трудно настоящему ниверийцу в Астафии.
— Возможно, через неделю.
— О! Я думал, прямо сейчас.
— Нет уж, неделю потерпи, пожалуйста.
* * *Какая-то враждебно настроенная чернь пыталась первые три ночи подпилить леса и побить витражи в Храме, но четверо головорезов, из того же сословия, нанятые Брантом (оплата входила в общую сумму ремонта) зорко следили за порядком вокруг и не допустили негодяйства.
Базилиус вернулся из турне на четыре дня раньше, чем предполагали, и тем же вечером Брант оседлал коня и сказав Рите, что он — недалеко, проследовал к северной заставе. Там его ждала Шила, в охотничьем костюме, на красивом и стройном белом скакуне. Вдвоем они проехали заставу и поскакали галопом. Шила оказалась очень умелой наездницей, но говорила, что не любит ездить верхом — после поездки одежда, как правило, пахнет конским потом, а женщине это шарма не добавляет.
Дом Базилиуса, уже знакомый читателю, нисколько не изменился за семнадцать лет. Сам Базилиус тоже изменился мало. Правда, у него была теперь семья — жена и трое детей. Базилиус принял гостей не очень радушно, в пещеру идти отказался, и вместо этого усадил их в столовой за стол и налил всем журбы в серебряные кубки. По-ниверийски он говорил теперь значительно лучше, чем раньше.
— Нет, — сказал Базилиус. — Я не знайу, где лаз. Зашем вам лаз. Далась всиэм эта Страна Вантит. Год Мамонта на носю, а людьи говориат о всиаких глупостиах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});