Елена Хаецкая - За Синей рекой

– Да, ты, ты! Эй, тенька! – с хохотом звал один. – Поди сюда, мы… мы глянуть хотим, кто ты есть. Да ты не бо-ойся-а!

Остальные глупо ржали.

Мирко так и подобрался. Во рту появился привкус железа, длинный кинжал сразу ощутился в складках одежды. Трое… нет, четверо – четвертый совсем пьян, правда… Заправила, кажется, не тот, что орет, а тот, что слева от орущего – более трезвый и смеется злее.

Опустив голову и приседая на каждом шагу, Мирко потащился навстречу гомункулусам. Тайное злорадство переполняло его. Он едва не закричал, таким сильным было это чувство. И нарочно оттягивал тот упоительный миг, когда нежити поймут, кого, себе на беду, вздумали задирать.

– …А я ей: «лечь-встать, лечь-встать»… – захлебывался один из «факелов». – Уж как бедная кряхтела, как извивалась. Я чуть не описался, как глядел… А на пятом разе – рассыпалась.

Четвертый гомункулус – тот, что был совершенно пьян – беззвучно засмеялся, тряся головой и жмурясь, а потом икнул и замер.

– Ну ты, тенька! – прикрикнул на Мирко заправила компании. – Шевелись, в самом деле! Еле ползаешь!

Мирко был уже совсем близко. Остановился, держась поближе к заправиле. Обласкал взглядом рыхлое белое горло под двухдневной рыжеватой щетиной. Быстрым движением откинул капюшон и тотчас выбросил вперед руку с кинжалом. Пока один из нежитей еще булькал горлом, Мирко успел пырнуть в живот второго и оттолкнуть пьяно лезущего третьего, который угрожающе мычал и вяло шевелил кулаками.

Последний, весельчак-гомункулус, не переставая улыбаться, закружил вокруг Мирко. Молодой граф неотрывно глядел в желтоватые нечеловеческие глаза врага. Улыбка весельчака делалась все злее, пока не превратилась в оскал. И тут Мирко наконец понял, что гомункулусы безоружны. Что они в увольнении, что они у себя дома – это даже не патруль, а просто подгулявшая компания. Самый пьяный из них беспечно заснул прямо на мостовой. Как упал после удара, так и спит.

– Ты не тень! – сказал весельчак.

Мирко остановился, опустил кинжал. Замер и «факел» – настороженный.

– Я сейчас уйду, – сказал Мирко, презрительно раздувая ноздри, – а ты ступай к вашему главному упырю, к Огнедуму. Скажи ему, что я здесь!

– А кто ты? – осведомился «факел».

– Я – герцог Людвиг фон Айзенвинтер! – сказал Мирко. – Вот я кто! И скоро всему вашему упыриному царству придет конец, потому что сегодня в полдень эти самые часы пробьют двенадцать раз! – Он шевельнул кинжалом и добавил: – Иди, пока я не передумал!

«Факел» фыркнул и повернулся к Мирко спиной. С мостовой за ним ненавидящими глазами следил раненый. Пьяный по-прежнему спал. Площадь стала тихой и скучной. Мирко нырнул в ближайший переулок и быстро зашагал по направлению к тайному лазу в пещеру, который находился на задах какой-то давно заброшенной лавки.

В лаборатории Огнедума по столу среди бумаг были разбросаны стекла с пятнами размазанной крови и реактивов – энвольтатор изучал генетический материал. Лихобор сидел в углу на табурете. Время от времени Огнедум подзывал его и заставлял то цедить из пальца кровь, то плевать в особую чашечку, после чего опять принимался поливать пробы реактивами. Иногда стекла вдруг трескались. Порой что-то шипело и с вонью испарялось.

Тетрадь быстро покрывалась прыгающими каракулями записей.

Затем дверь отворилась, и кучерявый коротышка с алебардой ввел в лабораторию Ольгерда. Тень бывшего короля болталась в руках стражника, как тряпичная. Огнедум встал и широким шагом приблизился к нему. Стражник вышел. Ольгерд прислонился к стене и тупо уставился вдаль поверх огнедумова плеча.

Несколько мгновений Огнедум сверлил его глазами. Затем произнес:

– Тебе знакомы эти два «факела»? – Взмахнув рукавом, Огнедум показал на Лихобора с Лютоярой. – Ты ведь разговаривал с ними? Когда? О чем?

– …когда… о чем… – был ответ.

Побратимы быстро переглянулись. Ольгерд притворялся – в этом не было никаких сомнений.

Огнедум сильно встряхнул бывшего короля.

– Говори!

– …говори… – лепетал Ольгерд, мотая головой.

– Ты им что-нибудь рассказывал? О прошлом, о здешних обычаях? Они тебя о чем-нибудь спрашивали? Я желаю знать содержание вашей беседы!

– …что-нибудь…

– Если ты не сознаешься, я буду убивать их у тебя на глазах, – пригрозил Огнедум.

Ольгерд молчал.

– Не запугать нас ни угрозами, ни даже самой смертью! – сказала Лютояра громко. – Ибо любовь сильнее смерти и продолжает жить и после того, как возьмет возлюбленных безвременная могила.

Король вдруг встретился с нею взглядом. Всего лишь на миг. Поют, поют боевые рога – за ближними уже холмами!..

Но тут дверь задергалась у короля за спиной, как живая. Кто-то пытался открыть ее и войти, а кто-то другой ему в том препятствовал. Донеслись выкрики:

– …Куда?!

– Срочно!

– Занят! Не велено!

– Срочно, болван!

Огнедум оттолкнул Ольгерда, приоткрыл дверь и проговорил в щель:

– Пусть войдет и доложит.

В лабораторию, топоча, ворвался «факел» в самом недопустимом виде. От него исходили кисловатые пивные волны, в выкаченных по-уставному глазах зримо происходила отчаянная схватка между воинским долгом и свинским опьянением, пояс болтался, оружия не имелось. Словом, это был типичный унтер, злыми обстоятельствами изверженный из пивной. Репа, внезапно выдернутая из грядки, – и та, наверное, чувствует себя менее растерянно.

– Докладывай, – велел ему Огнедум.

– Дело секретное! – выпалил унтер.

– Не стесняйся – тут все равно одни смертники.

Унтер обвел присутствующих недоверчивым взглядом. Двое «факелов» с разбитыми лицами, тень… кругом предатели! Плохо дело. Ему стыдно было еще больше огорчать властителя, который всегда так щедр и милостив, но делать нечего.

– Находясь в увольнении с тремя боевыми товарищами, также находящимися в увольнении, о чем вот свидетельство… – Унтер полез было за бумажкой, но Огнедум махнул рукой, и он, чуть сбившись, продолжал: – Мы отдыхали строго согласно устава. Не причиняя то есть ущерба имуществу города, которое принадлежит властителю…

– Пили и гонялись за тенями, – спокойно сказал Огнедум. – Переходи сразу к делу.

– Проводить с теньками строевые учения – умора ведь! – умоляюще проговорил унтер. – И вот попалась нам, значит, тенька… Ребята думали – может, девка, бывают красивые.

– Правильно ли я понял, – медленно начал Огнедум, – что некоторые из моих боевых «факелов» находят теней женского пола «красивыми»?

А в голове так и скакало: «Мутанты… повсюду нравственные уроды… Они везде! Девок им подавай – красивых…»

– Девки не имеют отношения к делу! – гаркнул унтер и браво выпятил грудь колесом. Это был его коронный номер, коим он всегда брал начальство за душу. – Поскольку тень оказалась переодетым лазутчиком!