Виктор Некрас - Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды

— Гой еси, Господин Полоцк, — раскатисто возгласил тысяцкий.

Площадь ответила невнятным гулом.

Тысяцкий говорил.

Говорил про то, про что и так знали все.

Альбо почти все.

Про то, что война с киевским князем и его братьями не увенчалась успехом.

Про несчастливую для полоцкого оружия битву на Немиге.

Про плен Всеслава Брячиславича.

А потом, чуть потеснив тысяцкого плечом, вступил князь Мстислав.

— Дозволишь ли слово сказать, Господин Полоцк? — старшему сыну великого князя было в привычку говорить с вечем — в Новгороде навык за годы-то княжения.

Князь говорил резко, рубил воздух чётко выговоренными словами, словно мечом. Жёсток был князь Мстислав Изяславич, жёсток и жесток.

Полоцк войну проиграл!

Князь Всеслав в плену!

Воевать дальше — смысла нет!

Великий князь велит сидеть на полоцком столе ему — Мстиславу!

Такова воля великого князя, а стало — воля всей Руси!

А если Полоцк против — так с ним и поступят, как с ворогом!

Как с Менском поступили.

Полочане молчали.

Мстислав Изяславич скрежетал зубами.

Швырнул в угол покоя сорванное с плеч корзно, пинком отбросил с дороги доверчивого рыжего котёнка.

Мужики!

Лапотники!

Господа нарочитая с посконным рылом!

Вече решило ни так, ни сяк! Присланного от великого князя Мстислава на стол они то ли приняли, то ли нет — вроде как против никто и не высказался, и всё приняли молча, ан было что-то, что не давало Мстиславу покоя.

А уж как речь зашла про нового тысяцкого, которым Мстислав пророчил Треняту, так тут полочане вмиг встали на дыбы.

Твоей воли, княже, в том нет!

Кого тысяцким ставить — то мы сами ведаем, а волим Бронибора Гюрятича!

Сбылись слова старого боярина — поставь Мстислав тысяцким Треняту — слушать всё одно будут только Бронибора.

Так и будешь сидеть в Полоцке на Замковой горе, как на острове — горстка городских христиан да княжья дружина, вот и вся твоя опора. А город при первом же удобном случае выйдет из повиновения, благо тысяцким сидит Всеславль человек.

И как тут княжить?

— Надо в первый након за веру биться, княже Мстислав Изяславич, — сказал вдруг кто-то за спиной.

Мстислав оборотился, как от удара колокола.

Из угла блестели глаза. Больше ничего. В полутёмном углу даже у светлой, до янтарного блеска отмытой стены поповская риза едва видна. Только глаза блестят да из-под куколя седые волосы выбиваются.

Протопоп Анфимий, выгнанный Всеславом из Полоцка, воротился с дружиной Мстислава и снова занял своё место в причте святой Софии. И не ему ли теперь быть новым епископом Полоцким?

Хотя нет… епископом может быть только монах, а Анфимий — белец, пострижения не прошедший. Так и останется при Софии своей — тоже завидное служение, если с его-то колокольни рассудить. Но и его, Анфимия, слово, последним не будет, когда будут нового епископа на Полоцк ставить. Если спросят — а не то пришлют опять какого-нибудь грека…

Мысли Мстислава пошли куда-то совсем в сторону, он тряхнул головой.

— За веру, говоришь? — переспросил он хрипло.

— В первую очередь надо веру Христову в Полоцке утвердить, — чётко выговорил протопоп. — И в окрестностях — тоже. Тогда и будет у тебя, княже, опора против веча полоцкого.

Князь Мстислав невольно задумался.

В словах протопопа был резон. Но вера Христова — это надежда для тех, у кого надежду отняли. Стало быть, сначала надо найти Всеславлю семью!

Днепр Славутич неторопливо нёс лодьи с ратью великого князя, покачивал на волнах, баюкал. Скрипели вёсла, тянулась над речной гладью песня кметей. Кияне, черниговцы и переяславцы были довольны. Известно, доволен будешь — война окончена, ворог повержен, взят в полон, вражья столица захвачена… Чего бы и не радоваться.

Всеслав Брячиславич скривил губы — настолько горьки были внезапно пришедшие мысли. А чего не так, княже Всеслав, что неверно. Ворог, то есть ты, и впрямь повержен, мало того (Всеслав звякнул цепями) — закован в цепи и в скором времени будет посажен в поруб. Альбо вовсе…

Всеслав мотнул головой — думать о смерти не хотелось. Не верилось. Он, потомок Дажьбога и Велеса… погибнет в плену…

Нет!

Не посмеют, — подумал Всеслав с лёгким холодком в груди. Нет. Не посмеют.

Полочанин хорошо знал великого князя — не решится Изяслав на кровь. Раз уж его не убили сразу… это было бы проще и легче.

За полотняными стенками шатра качнулись тени — сторожевые кмети старались вести себя около Всеслава тише воды, ниже травы. Полоцкий князь усмехнулся — его слава потомка Велеса и оборотня и тут говорила сама за себя. Кмети ходили на цыпочках и буквально боялись дышать. Но стража около шатра стояла немаленькая — с десяток кметей. Похоже, великий князь взаболь боялся, что Всеслав обернётся птицей альбо рыбой и сбежит с лодьи. И стража, и цепи…

Полоцкий князь вздохнул.

Жаль, но ничего такого он сделать не мог. Один раз удалось оборотить дружину волками — воля Велеса была с ним. Сейчас он такой силы в себе не чувствовал.

Глупцы! — Всеслав сжал зубы. Крепче цепей, крепче чего иного его держало другое — то, что его сыновей не было рядом. Его самого вёз на своей лодье великий князь, сыновей — Святослав Ярославич. Отчего решили так, и кто на том настоял — Всеслав не знал. Но решили умно — нипочём полоцкий князь не шевельнётся, пока не будет знать, что дети его в безопасности.

Альбо — шевельнётся?

Альбо смог бы полоцкий князь бежать, если бы были у него для того силы? Бежать — и покинуть в полоне обоих старших сыновей?

Всеслав не знал.

И не особенно хотел знать.

— Нас убьют? — губы Рогволода кривились словно сами собой.

— Не хнычь, — поморщился старший брат, хотя самому только что больше всего на свете хотелось заплакать. Удивительно дело — некоторым людям стоит только понять, что рядом есть люди, которым гораздо страшнее, как они тут же перестают бояться. — Хотели бы убить — уже бы убили.

— А может нас в жертву хотят принести, — трезво возразил вдруг младший. — Христианскому богу…

— Протопоп Анфимий говорил, что христианскому богу жертвы не нужны… — не совсем уверенно сказал Брячислав. И впрямь — кто его знает… какая жертва может быть более угодна, чем вражеский князь и его дети?!

— Слушай его больше! — запальчиво бросил Рогволод. — У них в священной книге то и дело один другого в жертву приносят!

— А ты откуда знаешь? — удивился старший. — Читал, что ли?