Павел Марушкин - Дети непогоды

— Похоже, собирается дождь, — сказал один пират другому над головой у Хлюпика.

— Я бы сказал — идёт гроза, и не слабая! Видишь, какое марево там, впереди?

— Это хорошо. В таких густых облаках нас хрен кто увидит.

— Нас и так хрен кто увидит. Кэп не дурак, он первым делом увёл эту лоханку в сторону от оживлённых трасс.

— Как думаешь, когда её начнут искать?

— Не раньше чем через два-три дня, оторва. Мы к тому времени уже вовсю будем жрать их деликатесы!!!

Пираты радостно заржали.

— Всё-таки наш кэп — голова! — уважительно произнёс кто-то.

— Эт… точно. Вот если бы он только не кидался так больно бутылками! — подхватил другой.

— Да, рука у него тяжёлая.

Дирижабль вошёл в очередное облако. Адирроза вдруг зашептала на ухо Хлюпику:

— На палубе почти ничего не видно. Я попытаюсь добраться до твоей каюты. Как выглядит этот талисман?

— Небольшая красная звёздочка. Она у меня на плаще с внутренней стороны, а сам плащ — в рюкзаке. Слушай, может не надо?

— Стоит попытаться, — решительно ответила сипа-поккула и, прежде чем Хлюпик успел её остановить, схватилась за бортик бассейна, подтянулась и бесшумно скрылась с глаз.

Среди пленников вдруг возникло какое-то шевеление. К бортику протолкался один из членов команды.

— Эй, нельзя ли нам взять какую-нибудь одежду?! — крикнул он. — Мы замерзаем!

— Не, нельзя, — лениво ответили сверху.

— Послушайте, среди нас женщины!

— И чего?

— Неужели вам трудно?! Пустите кого-нибудь хотя бы за одеялами!

— Что ещё за шум? — к бассейну лениво подошел Хуак Даридуда.

Он уже успел снять с себя женскую ночную сорочку и облачился в привычную драную тельняшку.

— Разрешите нам взять несколько тёплых одеял, господин пират! — неожиданно сказал Леон Жаклеон, встав и с достоинством поклонившись.

Хлюпик с некоторым удивлением заметил в голосе певца настойчивые нотки.

— Это всего лишь убережёт нас от простуды и никоим образом не повредит вам, обещаю!

— Гм… Ну ладно. Мы ведь, в сущности, совсем не злые, верно, ребята?

Ребята нестройно ответили в том смысле, что да, не злые, просто вспыльчивые чрезмерно, особенно когда трезвые.

— Я вот чего хотел у тебя спросить, артист, — сказал Даридуда, присаживаясь на краю бассейна и почёсывая в паху. — Что это у тебя за имя такое смешное: то ли он, мол, то ли не он?

— Это не имя, — вежливо ответил артист. — Это творческий псевдоним. Видите ли, публика, приходящая на мои концерты, желает увидеть нечто… Необычное. Пикантное. Феерическое. Не похожее ни на что. Отсюда и грим, и вечерние платья. Уверяю вас, в жизни я совсем не такой.

— Ага, не такой. Ещё какой такой! — ухмыльнулся Жирный. — Просто сам этого ещё не знаешь.

Лицо артиста передёрнуло судорогой;

— Ну ладно, вот прилетим домой, устроишь нам праздничный концерт. Ух и повеселимся!

Пираты разразились одобрительными возгласами.

— Ты уж постарайся нас не огорчить, сынок, — проникновенно сказал Даридуда. — Спой как следует, ладно?

— Сделаю всё, что смогу, — поклонился Леон Жаклеон. — А пока нельзя ли всё-таки сходить за одеялами?

— Гвоздь, Писаный, Плюха! Возьмите парочку дуриков и присмотрите за ними! — распорядился Даридуда.

— Ладно, старый, чего раскомандовался… Эй, ты, вылазь!

Кто-то из обезьянцев взялся нижней конечностью за плечо Хлюпика и тряхнул. Смоукер поспешно вскочил и стал карабкаться на бортик. На палубе пират небрежным тычком направил его к трапу. Напарником Хлюпика оказался тот самый седовласый господин, что разговаривал с Адиррозой. Хохмя и переругиваясь, обезьянцы шли следом. Внезапно из тумана возник гориллоид, сжимающий под мышкой бешено извивающуюся сипапоккулу.

— Тю, Рахит, никак нашёл себе подругу по габаритам?! — издевательски поприветствовали его.

— Эта глиста шмыгала по средней палубе, там-то я её и прихватил, — похвалился здоровенный Рахит. — Как цапну из-за угла — она и пискнуть не успела! Щас мы посмотрим, как она летать умеет…

— Не надо! — крикнул Хлюпик, бросаясь вперёд. — Это… Это моя невеста. Она просто хотела принести мне одежду. Я немного болею, и она решила принести мой плащ, вот и всё!!!

Жёсткие лапы обезьянца ухватили его за плечи.

— Не рыпайся, улыба! Ишь ты, плащ принести! Молодая страсть, хе-хе!

— Да ладно, оставь ты её! — неожиданно вступился другой пират. — Тоже мне, нашёл с кем связываться!

Обезьянец опустил Адиррозу на палубу и слегка шлёпнул пониже спины. От этого шлепка сипапоккула пролетела несколько шагов и упала бы, если бы не Хлюпик, подхвативший её. Глаза девушки сверкали гневом.

— Спокойно, — шепнул Хлюпик. — Держись…

— Это, что ли, твоё? — Гориллоид потряс отобранным у Адиррозы Хлюпиковым плащом. — На, забирай.

Хлюпик поспешно накинул одежду на плечи и схватился за грудь.

— Застёжку ищешь? — добродушно прогудел гориллоид. — Застёжку я себе возьму, уж не серчай. Красивая!

Тут только Хлюпик заметил, что на драной тельняшке пирата сверкает его красная звёздочка.

Верхний Вавилон разительно отличается от Вавилона нижнего — даже больше, наверное, чем дневной Вавилон от ночного. В кажущемся беспорядке плоских и островерхих крыш скрыта своя гармония. Здесь между домами, на головокружительной высоте переброшены шаткие мостики, а в отверстиях слуховых окошек мер-цает свет и слышится негромкая музыка. Прямо на кровле устроены многочисленные кафетерии, ресторанчики и бары; причём некоторые из них столь малы, что могут вместить всего пару-тройку посетителей. Ни разу за всю историю своего существования они не платили налогов — хотя бы по той причине, что мало какому налоговому инспектору придёт в голову мысль забраться по шатающимся скобам на высоту в добрый десяток этажей. Впрочем, некоторые кафе, наиболее солидные, имели и вполне нормальные лестницы. Это уже были, по меркам Верхнего города, шикарные заведения. По вечерам в такие места стекалась местная богема — художники, зачастую сами куда более живописные, чем их произведения, писатели и поэты — вся эта публика приходила полюбоваться открывающимся из окон великолепным зрелищем закатного Вавилона, чтобы, провеселившись всю ночь напролёт, встретить первые лучи восходящего солнца. Впрочем, последнее удавалось редко: люди творческие, привыкшие всё делать от души, они валились под стол задолго до утренней зари. На рассвете, в тот час, когда улицы светлеют Туман-ной голубоватой дымкой, в «Жареной картошке форе-ва» начинали собираться посетители совсем иного рода. Это были дельцы Верхнего города — элита, чёрная косточка легального и не очень бизнеса крыш и чердаков. Именно здесь заключались по утрам за чашкой кофе и тарелкой картофеля фри многотысячные контракты — или же просто, скажем, небольшие сделки, предметом которых являлась, например, дюжина порций умат-ку-мара, парочка свежеукраденных ковров или же — слухи. О! Это, пожалуй, был тот товар, в приобретении и распространении которого Верхний город не знал себе равных. Все новости, все тайны и сплетни Низа моментально становились известны здесь — и часто дополненные весьма пикантными подробностями. И в самом деле, совершая нечто предосудительное, любой человек нет-нет да и бросит быстрый взгляд по сторонам; но часто ли ему приходит в голову мысль посмотреть вверх?