Алекс Орлов - Золотой воин

К тому моменту, когда Нарстад добрался до трости, секретаря уже не было, и банкир выскочил в коридор, чтобы выместить досаду на ком-то еще.

– Фистерн, Барт! Ну-ка идите сюда, дармоеды! Это так-то вы службу несете, воплощения уродства?!

– Мы не виноваты, хозяин! Мы не виноваты!

– Не сметь убегать, оба ко мне! Ко мне, я сказал!

К тому времени, когда Ральф Хикле прибыл на возчике к конторе, Нарстад уже сидел за своим столом, обложившись документами.

– Что за спешка, почему у Торбуля синий нос, ты опять оттаскал его?

– Где ты шляешься, почему все неприятности узнаю я один, в то время как ты дома булочки с молоком кушаешь?

– Да что такое, Август, ты сам не свой, а от Торбуля я ничего не добился…

Хикле остановился возле стола, где работал с делами, провел по столешнице пальцем и остался доволен – пыли не было.

– Ну, что случилось, говори, гринвальдские менялы опять обесценили серебро? – не без иронии спросил Хикле, садясь на стул. – Граф Перьони раздобыл денег на выкуп всех трех имений?

– Питер Фонтен вернулся… – безжизненным голосом произнес Нарстад.

– Как вернулся? Живой? – спросил Хикле, снимая вышитую речным жемчугом шапочку.

– Живой и невредимый. Повзрослевший, с мечом и кинжалом на поясе.

– Да откуда ты узнал? Небось враки какие-нибудь! – отмахнулся Хикле. Его партнер паниковал по любому поводу и видел беду и разорение там, где можно было обойтись убытком в горсть серебра.

– Я видел его собственными глазами, когда он нанес мне визит в компании двух друзей! Они были здесь менее часу назад, понимаешь?! – закричал Нарстад, срываясь на визг.

– Ты… Надеюсь, ты сделал вид, что не узнал его и понятия не имеешь, кто этот интриган и жулик? – спросил Хикле, поднимаясь из-за стола.

– Я пытался, Ральф, я пытался сыграть дурачка, но он сказал: здравствуйте, я Питер Фонтен, хотите, я опишу подробности своего последнего визита к вам. Я помню, как мы пили чай в башенке! Что прикажешь делать в таком случае? Говорить, что не было такого? Так он еще и не такого порассказать может, мальчик был первым учеником в малкуде. Талантливый, наблюдательный, отличная память! А если он в суд, а?

– Перестань орать!

Хикле вышел из-за стола и начал нервно расхаживать по конторе.

– Что он рассказал, что с ним было?

– Говорит, дядю обезглавили…

– Ну, хоть тут мы не ошиблись. Как выглядит?

– Как выглядит – обыкновенно, ему ведь сейчас девятнадцать или что-то вроде того. Подрос изрядно, стал шире в плечах… На лице – шрамы.

– Шрамы? Значит, приходилось ему не сладко. Наверное, испробовал неволи.

– Да, так он сам сказал.

– Кто с ним был?

– Двое каких-то… – Нарстад пожал плечами, не зная, как охарактеризовать спутников Питера Фонтена. – Один по виду дворянин, офицер, другой, наверное, тоже какой-нибудь солдат. Одеты добротно и тоже при оружии.

Хикле остановился и посмотрел на партнера.

– Что? Что ты придумал, Ральф? – спросил тот, привставая.

– А что тут думать, ведь не считаешь же ты, что процент с обслуживания – это лучшая награда за нашу тяжелую работу, Август?

– Значит… того? – севшим голосом уточнил Нарстад.

– Разумеется. Подходящих людей в наше время достать несложно.

– Что ж, я и сам хотел предложить, но ты помог мне, Ральф… – Нарстад промокнул платком взмокший лоб.

– На то мы и партнеры, Август. Я сейчас же отправлюсь искать подходящих людей – один на примете у меня уже есть, кажется, у него имеется и ватага.

– Они остановились в «Золотой лилии».

– Вот как? Выходит, юный Фонтен и в дальних краях сумел неплохо зацепиться. Забавным он был мальчуганом… – На лице Хикле появилась человеческая улыбка, но он сейчас же взял себя в руки. – Но дело есть дело, и никаких сантиментов!

– Нужно купить всей ватаге приличную одежду, иначе из «Золотой лилии» их сразу завернут в околоток…

– Купи, в таком деле экономить нельзя, и еще хорошо бы проделать все прямо вечером, а, Ральф? Неизвестно, где они завтра окажутся и чего понарассказывают.

– Разумеется, партнер. – Хикле надел шапочку, расправил накидку и вздохнул: – Пойду.

84

Крафт вышел из ванной, закутанный в серое шконтное полотенце, и, сев в кресло у окна, вытянул ноги в новых сапогах.

– До чего же хороша бывает жизнь, а, Питер? А, ваше благородие? – спросил он, светясь от простого человеческого счастья.

– Ты почему в сапогах? – поинтересовался капитан.

– А что? Сапоги хорошие, у меня таких в жизни не было.

– Ну чтобы из ванной да в сапогах – некрасиво это.

– А я, ваше благородие, этих ванн раньше и не видел, да, можно сказать, и не знал об них…

Крафт поднял ноги и стал поворачивать их и так, и эдак, любуясь обновкой.

– Мечта, а не сапоги.

Потом встал и, сбросив полотенце, начал надевать новое белье.

В дверь постучался лакей и, когда его впустили, принялся убирать в ванной и готовить воду для следующего постояльца.

В медной трубе загудело, фон Крисп покачал головой и, встав из-за стола, за которым чистил свой кинжал, прошелся по комнате.

– Вот ведь до чего механика шагнула, сидим себе в доме, а тут по трубе горячая вода шурует!

– Впервые такая труба появилась в доме у купца Леондера лет десять назад, потом другие стали перенимать, – заметил Питер, вращая в руках кинжал и перебрасывая его из руки в руку.

– Сделай милость, Питер, оставь эту игру, у меня уже в глазах рябит, – попросил капитан.

– Извольте. – Питер убрал кинжал в ножны.

– Надеюсь, ты понимаешь, что этих твоих банкиров нужно ежедневно подталкивать? – спросил фон Крисп, возвращаясь на место.

– Да, сэр, понимаю. Если нет на то серьезных оснований, меняла ни за что не выпустит чужих денег из рук – это слова моего дяди. Так что напоминать я буду, мало того, завтра отправлюсь к мэтру Дорвилю – он держит в городе нотариальную палату – и попрошу у него завещание дяди в пользу наследника, то есть меня. На том документе приложены два моих больших пальца.

– Ха! Да твой дядя был не глуп! – воскликнул фон Крисп. – Это ж надо догадаться – пальцы на документ пропечатать!

– Дядя слишком хорошо знал людей, среди которых вращался, – пояснил Питер. – Оттого-то мы и будем всячески беспокоить Нарстада и Хикле и напоминать о себе.

Из другой комнаты показался Крафт. Он был разодет как церемониймейстер, если бы не красные штаны с рюшами, делавшими его похожим на сержанта городской стражи.

– Вот вы говорите: беспокоить, напоминать, а они возьмут да и первыми напомнят о себе, – сказал он. – Пришлют двадцать стрелков и нашпигуют нас, как бекасов. За те деньжищи, что Питеру полагаются, можно не только убийство, войну состряпать.