Кертис Джоблинг - Бросок акулы

– Так почему же ты здесь, дочь моя? – начиная раздражаться, повторил Оба.

– Я возвратилась, чтобы просить Совет Старейшин прекратить нашу кампанию в Лиссии. Отзовите войска на родину, и с этой войной будет покончено.

Сопение Верховного лорда Леона перешло в старческий дребезжащий смех, который подхватили все, кто стоял рядом с троном Льва. Вскоре смех распространился и по всему залу. Только Верховный лорд Оба продолжал сидеть молча и неподвижно, не сводя глаз с дочери. Затем наклонился вперед на своем троне Верховный лорд Тигара из Фелоса.

– Ты просишь, чтобы мы отвели из Лиссии бастийскую армию и флот, Опал? – спросил лорд-тигр, и в его тоне не было ни намека на царившее вокруг веселье. Тигара был бледнокожим мужчиной с бочкообразной грудью и огромными, до самого подбородка, ярко-рыжими баками. – На каком основании ты об этом просишь, особенно сейчас, когда мы так близки к победе? Совсем недавно лорд-журавль Скин прилетал в Баст, передал последние новости, рассказал о целом ряде ваших триумфальных побед в сражениях. Весь Вестленд теперь под твоим контролем, верно? На востоке наша армия заканчивает операцию в Омире. А твой брат Оникс близок к тому, чтобы сокрушить Стурмланд. Было бы безумием прекратить войну при таком раскладе.

– Ваша светлость, – сказала Опал, обращаясь непосредственно к Тигаре, и ее спокойный голос с трудом прорвался сквозь продолжающиеся вокруг взрывы смеха. – Я прошу Старейшин пересмотреть наши действия в свете той информации, которой располагаю. Эта информация имеет самое прямое отношение к тому, что мы будем делать дальше, но уже не как единая армия лордов-котов, а как отдельные ветви кошачьих.

Тут вновь подал свой голос Верховный лорд Леон:

– Что за свежие новости из Лиссии ты привезла, если считаешь, что они могут заставить нас свернуть с выбранного пути? Моему внуку необходима наша совместная помощь, чтобы усмирить этих северных уродов. И ничто не убедит меня в обратном, Опал! Ничто!

– Ты самовольно покинула свой пост, дочь! – свирепым тоном заявил Оба. – Это немыслимо!

Дрю не знал, всегда ли лорд-пантера так жестко относился к своей дочери. Если да, то это объясняет, почему Опал выросла именно такой, какая она есть. Однако чем дольше наблюдал Дрю за лордом из Браги, тем сильнее убеждался в том, что он не верит словам дочери, начинает в чем-то ее подозревать. То, что Опал в разгар войны возвратилась в Баст, было, конечно, событием неординарным, для этого должно было произойти нечто из ряда вон выходящее. И где же оно? Что должно было случиться, чтобы, как выразился лорд-пантера, Опал оставила свой пост? С чем она явилась в Совет Старейшин?

– До сегодняшнего дня ни один из моих детей не бежал столь позорно с поля боя, – продолжил лорд Оба, и в его тоне явно зазвучала скрытая угроза. – Поступок, который ты совершила, бросает тень на всю нашу семью. А теперь лучше прикуси язык, чтобы еще сильнее не осрамиться перед Старейшинами.

Опал низко опустила голову, казалась подавленной.

«Так дело не должно было повернуться, – подумал Дрю, чувствуя, как под шлемом у него по щекам стекают струйки пота. – Говори же, Опал! Скажи лорду-тигру то, что он должен узнать!» Пираты с «Мальстрема» тоже нервничали и от этого неуверенно, неловко переминались, в то время как остальные охранники в зале стояли неподвижно и внимательно следили за тем, что происходит вокруг.

Некоторые из окружавших трон Обы старейшин в белых туниках уже заметили, как неуверенно чувствуют себя телохранители Опал, один из старейшин даже указал на них пальцем. У Дрю пересохло в горле, от страха заныло под ложечкой.

– Вы сказали: свежие новости, Верховный лорд Леон, – сказала наконец Опал и вновь гордо задрала свой подбородок. – Но я пришла к вам не со свежими новостями. Это старые новости, и не из Лиссии, а из Баста.

– Остановись, дочь, – приказал Оба. Лорд-лев выглядел сконфуженным, а смех в зале Совета Старейшин резко начал утихать. – Совет Старейшин не то место, чтобы делиться перед ним своими угрызениями совести. Если тебя что-то мучает, поделись этим со мной, своим отцом.

– Совет Старейшин – самое подходящее место для того, о чем я хочу сказать, – упрямо и хмуро ответила Опал. – Я и так слишком долго молчала.

Теперь Оба окончательно все понял и выкатил глаза на лоб. Да, теперь он точно знал, о чем собирается рассказать его дочь. Он поднялся, сделал шаг вперед.

– Молчи, Опал!

– О чем она толкует, никак не пойму, – спросил Тигара. Шум в зале неожиданно усилился, одетые в белые туники Старейшины принимались либо выражать свою озабоченность, либо кричать друг на друга.

– Ваша светлость, – произнес Оба, обращаясь к лорду-тигру. – Одного того, что моя дочь находится здесь, а не в Лиссии, где она сейчас нужнее всего, уже достаточно, чтобы усомниться в целости ее рассудка.

– Я хочу рассказать об Ониксе…

Договорить Опал не успела. Верховный лорд Оба бросился на дочь, схватил ее своей громадной ладонью за горло и держал на расстоянии вытянутой руки от себя, в то время как Опал отчаянно царапала ему кожу когтями.

– По-прежнему ревнуешь к своему старшему брату? – прорычал лорд-пантера, и его слова громом разнеслись по всему притихшему залу. – Хочешь опорочить перед всеми моего славного мальчика? Не забывай, ты осмелилась заикнуться о прославленном воине, о герое Баста! Его репутация вне всяческих подозрений. Кого ты пытаешься испачкать грязью? Пребывание в Лиссии не пошло тебе на пользу, оно окончательно испортило твой характер, проявило в нем самые худшие черты!

– Вы ошибаетесь, Оба, – сказал Дрю. К затылку лорда-пантеры неожиданно прикоснулся кончик меча Мунбренд. – Лиссия проявила лучшие черты в характере Опал. А теперь отпустите ее.

При виде солдата с приставленным к шее лорда-пантеры мечом по залу разнеслись тревожные вскрики. Оба продолжал держать дочь за горло, но постепенно ослаблял хватку. Многие из находившихся в зале солдат бросились вперед, но матросы с «Мальстрема» окружили троих верлордов плотным кольцом и выхватили свое оружие. Уитли сорвала с головы шлем, затем разорвала удерживавшие ее нагрудник ремни, и позолоченная броня со звоном рухнула на полированный мраморный пол. На руках Уитли появились когти, на руках набухали мускулы, кожа начала покрываться медвежьим мехом. Уитли была не единственной, кто начал трансформироваться. Преображаться начали и многие другие из собравшихся в зале верлордов, из-под рвущихся на куски белых туник начали проступать очертания их звериных тел.

– Все назад! – крикнул Дрю, сбрасывая с себя обрубком левой руки позолоченный шлем. Шлем упал на пол, закрутился, как волчок, отражая падающие на него солнечные лучи, потом остановился и замер. Лицо Дрю к этому времени уже преобразилось, сквозь быстро густеющую темную шерсть как два солнечных диска сверкнули желтые волчьи глаза.