Прозрение - Ле Гуин Урсула Кребер
– Мы тут решили сойти, отсюда до нашей фермы совсем недалеко, мы запросто пешком доберемся.
Он что-то проворчал, не переставая кидать тюки, и мы быстро пошли прочь от реки в ту сторону, куда я ему указал. Но, как только барка скрылась из виду, мы тут же повернули на северо-восток, к Сенсали. Местность вокруг была какой-то на редкость плоской; изредка попадались жалкие рощицы и отдельные купы деревьев. Меле держалась хорошо и на ходу тихо бормотала, точно молитву: «До свидания, Модница, до свидания, Рози, до свидания, Златоглазка, да свидания. Малышка…»
Шли мы прямиком, без тропы. Вокруг не было ни одного бросающегося в глаза ориентира, если не считать далеко-далеко на севере, по ту сторону реки, волнистой синей линии, которая вполне могла оказаться и грядой облаков. Я определял направление только по солнцу, которое, кстати, уже клонилось к западу. Заночевали мы в какой-то роще; быстренько перекусили, завернулись в одеяла и уснули. Никаких признаков преследования я пока не заметил, но был уверен, что Хоуби от своего замысла не отказался и, возможно, уже поджидает нас где-нибудь впереди. Ужас, который я испытал, увидев его на пристани, так никуда и не ушел, и все мои беспокойные сны были полны этого ужаса. Я проснулся задолго до рассвета, разбудил Меле, и еще в сумерках мы вышли в путь, по-прежнему продвигаясь на север. Взошло солнце и повисло в дымке над бескрайней равниной, красное и огромное.
Почва стала болотистой, местами попадались бочажки, заросшие тростником, а к полудню мы наконец увидели Сенсали.
Она действительно была очень широкой, эта великая река. Но не слишком глубокой – насколько я мог заметить, повсюду чуть в стороне от стрежня виднелись отмели и галечные наносы. А еще мы сразу обратили внимание на то, сколько там всевозможных проток и ответвлений. Но сказать, стоя на берегу, где течение наиболее быстрое и где оно прорыло глубокие ямы, было совершенно невозможно.
– Значит, так, – сказал я Меле и себе, – мы пойдем по берегу на восток и, может быть, отыщем брод. Или паром. Месун все равно значительно выше по течению, так что, как только найдем переправу, двинем прямо к нему.
– Ладно, – сказала Меле. – А как называется эта река?
– Сенсали.
– Я так рада, что у рек тоже есть имена. Как у людей. – И она принялась напевать: «Сен-са-ли, Сен-са-ли…», и, пока мы шли, я все время слышал ее тоненький голосок. Идти сквозь заросли ивняка оказалось малоприятно, и мы вскоре спустились к самой воде и пошли прямо по широкой полосе наносного ила, гальки и песка.
Конечно, так нас было гораздо легче заметить, но если Хоуби действительно уже вышел на наш след, то прятаться не имело смысла, да и негде тут было прятаться, в этой открытой и совершенно безлюдной местности. Никаких признаков человеческого присутствия мы вообще не обнаружили, видели только оленей и еще каких-то диких копытных.
Вскоре пришлось остановиться, чтобы Меле могла немного передохнуть. Я попытался ловить рыбу, но мне не везло: попался лишь один небольшой окунек. Вода в реке была очень чистая, прозрачная. Я вошел в воду, убедился, что течение не слишком сильное, и приметил пару мест, где, по-моему, вполне можно было попробовать перейти реку вброд. Но у противоположного берега, похоже, имелись довольно коБарные темные омуты, и мы пошли дальше.
Так миновало три дня. Еды у нас оставалось еще дня на два, после чего пришлось бы жить исключительно рыбной ловлей. Был вечер, и мы оба чувствовали себя бесконечно усталыми. Ощущение того, что кто-то гонится за нами по пятам, совершенно меня измотало; я плохо спал, то и дело просыпаясь и прислушиваясь. Выбрав место для ночевки, я оставил Меле устраиваться на песочке под ивой и поднялся повыше на берег, как всегда пытаясь высмотреть брод. Вскоре я нашел то, что искал: едва заметные следы колес, тянувшиеся от берега к воде. Там наверняка должен был быть брод, да и река в этом месте разлилась широко и была вся перерезана бесчисленными галечными отмелями.
И тут, оглянувшись, я увидел вдали одинокого всадника, скачущего вдоль кромки воды.
Я тут же бросился к Меле, сказал: «Идем!» – и подхватил с земли свой мешок. Она испугалась, растерялась, но все же подняла с земли свое скатанное одеяльце. Я взял ее за руку и прямо-таки поволок за собой, так что она едва успевала перебирать ногами. У самой воды следы были гораздо отчетливей и глубже. Здесь явно перебиралось через реку немало лошадей и телег. Мы сразу вошли в воду, и я успел лишь предупредить Меле: «Не бойся. Как только станет глубоко, я возьму тебя на руки».
Сперва все шло хорошо; в прозрачной воде были хорошо видны мелкие места между галечными наносами. Когда мы были уже примерно на середине реки, я наконец позволил себе оглянуться. Всадник явно нас заметил. Он въехал на коне прямо в реку, с шумом разбрызгивая воду, и сомнений у меня не осталось: это был Хоуби. Я даже издали узнал его круглое, жесткое и тяжелое лицо, такое же, как у Торма, как у нашего Отца Алтана. Лицо, как бы принадлежавшее одновременно и рабовладельцу, и его рабу. Хоуби хмурился, сердито понукал коня и что-то кричал мне, но слов я разобрать не мог.
Все это я увидел разом и тут же отвернулся, продолжая идти поперек течения и таща за собой выбивавшуюся из сил Меле. Увидев, что она совсем задыхается, я сказал:
– Забирайся ко мне на плечи, Меле, и держись крепче, только за горло меня не хватай.
Она послушно сделала, как я сказал.
И тут я вдруг понял, где нахожусь. Это была та самая река, и я переходил ее вброд с тяжелой ношей на плечах. Вокруг я не смотрел, потому что знал: это не нужно, а нужно идти вперед, хотя я едва-едва уже достаю ногами до дна. Вон там, у берега, похоже, то самое место, куда мне и надо бы выбраться, только мне туда не дойти, потому что песок сейчас начнет расползаться у меня под ногами… Я с головой ушел под воду, взял правее, потом еще правее, и тут течение налетело на меня с неожиданной силой, я потерял равновесие и почувствовал, что пытаюсь плыть, тону, захлебываюсь, но снова обретаю под ногами опору, и ребенок, которого я несу на плечах, изо всех сил обнимает меня за шею, а я, сопротивляясь бешеному течению реки и задыхаясь, прорываюсь на мелководье, карабкаюсь на берег, цепляюсь за мокнущие в воде корни густо растущих ив, падаю, поднимаюсь и могу наконец оглянуться.
Лошадь я увидел сразу: она пыталась выбраться из стремнины, но седока на ней не было.
В этом месте, откуда мы все же сумели как-то выбраться, течение было настолько мощным, словно именно здесь река собрала все свои силы.
Меле соскользнула у меня со спины и крепко ко мне прижалась; она вся дрожала. Я обнял ее, но по-прежнему стоял как вкопанный и смотрел на реку, на лошадь; ее уносило течением, но она отчаянно пыталась выбраться, явно почувствовав под ногами дно. В итоге она, оскальзываясь и погружаясь в воду с головой, все же сумела выскочить на берег. Я не сводил глаз с поверхности реки, без конца, вновь и вновь обследуя взглядом отмели и галечные барьеры вверх и вниз по течению. Песок, галька, сверкающая вода…
– Гэв, Гэв, Клюворыл! – плача, звала меня Меле. – Идем! Идем же! Нам же надо идти дальше! Нам надо поскорей уходить отсюда! – Она потянула меня за руку.
– Да, наверное, надо, – хотел сказать я и не смог: не было голоса. Пошатываясь и спотыкаясь, я побрел следом за Меле вверх по берегу, подальше от воды, в ивовые заросли, где было посуше. Там ноги у меня окончательно подкосились, и я осел на землю. Я пытался объяснить Меле, что со мной все в порядке, что теперь мы в безопасности, но говорить по-прежнему не мог. Мне не хватало воздуха. Я снова был в реке, вода окружала меня со всех сторон, накрывала с головой и была прозрачной, сверкающей, просвеченной солнцем, а потом вдруг стала холодной и очень темной…
* * *Когда я пришел в себя, уже наступила ночь, теплая и пасмурная. Река казалась черной лентой со светлыми пятнами отмелей и наносов. К моему боку прижимался какой-то горячий и мокрый комок: Меле. Девочка спала, но я разбудил ее, и мы на ощупь, ползком пробрались сквозь заросли, поднялись повыше и отыскали какую-то ложбинку, которая показалась мне вполне пристойным местом для ночлега. Костер я развести так и не смог: все необходимое для этого промокло насквозь. Тогда мы сняли с себя мокрую одежду, старательно растерли друг друга, завернулись в наши мокрые одеяла и мгновенно уснули, крепко прижавшись друг к другу.
