Чертополох и золотая пряжа - Алёна Ершова

«Урод! Сидский ублюдок!» — Голоса, смех окружают, становятся громче, плотнее. «Убийца! Моя дочь…доченька, что ты сделал с ней?» — Маг смотрит на мертвую девушку у ног и узнает в ней Айлин. «Тебе нельзя было ей показывать лицо. Нельзя! Ты же знаешь, что убьешь любую, кто на тебя посмотрит. Вот и она не стала исключением!»

— Нет. Нет! Это не правда! – Румпель подлетает к безжизненному телу, трясет его, пытаясь, оживить.

«Правда. Глупая девочка. Она поверила тебе!»

— Нет. Она расколдовала меня, спасла. Проклятье спало.

«Это твой разум, неспособный пережить правду, придумал все. Оглянись. Ты в Восточной башне».

Маг оборачивается и с ужасом видит, что чужой голос прав. Холодный пот течет по спине, когда взгляд скользит по прялке и пяти мешкам соломы. Это их вторая встреча в Бренмарском замке, та, на которой он оказался без капюшона.

— Нет, нет. Ты же обещала, что это не сон, не обман. Я знаю, я помню свое истинное имя. Ты сказала его мне. Ты назвала!

«Правда? И какое же имя дала тебе влюбленная девчонка? Как тебя зовут, воин?»

— Я Ч…

Но договорить ему не дали. На голову обрушилась ледяная вода. Румпель с трудом поднялся на ноги и несколько секунд потратил на то, чтобы вытереть лицо и оглядеться. Никогда прежде он так не радовался холодной Йольской ночи, как сейчас. Рядом фыркал и плевался Калдер в человеческом обличье.

— Прости, пришлось тебя немного умыть. А то ты начал искать проблемы там, где их нет. Еще немного и отдал бы себя во власть этой твари.

Румпель огляделся, выискивая ту самую «тварь». Нашел и понял, отчего спакона Тэрлег говорила, что Наклави стал в сотню раз сильней. Конь с переломанным хребтом подняться уже не мог. Поэтому, пока маг находился в навеянном кошмаре, демон отсек у коня круп и голову, оставив лишь передние ноги, на которых и стоял. Увидев подобное, кто другой распрощался бы с собственным рассудком, но на мага неожиданно накатило спокойствие. Мягко заключило в свои объятья, оставляя лишь холодный, ясный ум.

«Даже три демона лучше, чем если бы та комната оказалась реальностью».

— Спасибо тебе, друг! — Маг криво улыбнулся и растер по привычке правую сторону лица. — Там на краю поля есть небольшая река, восстановись. Я отпускаю тебя. Долг жизни оплачен. – С этими словами Румпель сорвал с пояса золотую накладку и кинул ее келпи. Она блеснула в воздухе, превращаясь в уздечку.

— Но ты не можешь, — жалобно простонал Калдер, ловя знак своей свободы. — Не сейчас…

— Именно сейчас. Уходи!

Больше он в сторону Келпи не смотрел. Его занимал только Наклави.

Демон поднялся, неуклюже переставляя лошадиными ногами, и со всей силы ударил древком копья о землю. Реальность завибрировала, выгнулась дугой, отсекая все лишнее, образуя новый Сид. И не было больше Чертополохового поля, звездного неба и кричавшего в пустоту келпи. Только Холм и два воина, поглощенные им.

Румпель, не дожидаясь, пока чудовище окончательно придет в себя, ринулся вперед. Единственная надежда одолеть монстра - быть к нему как можно ближе, разорвать дистанцию, дотянуться бьющим без промаха мечом и при этом не напороться на жуткое черное копье.

Сами собой всплыли в памяти уроки фехтования. В голове назойливой мухой жужжало: "Копейщик - худший противник мечнику". На тычок нужно гораздо меньше времени, чем на замах и удар. Да и отбить такой выпад, направленный в грудь или живот, практически невозможно. А значит, есть всего один единственный мизерный шанс на победу. Отклонить копье на выпаде, поднырнуть под него и ударить по рукам противника. Понять, где тот дюйм на рывок, - вот оно, умение воина. В противном случае увидишь свои кишки на кованом острие.

Черной птицей метнулся маг навстречу копью. Явственно видя тонкий стальной наконечник, летящий в грудь, отклонился, отводя смерть и позволяя демону уйти вслед за собственным ударом. Короткий замах - и меч летит в основание копья, выворачивая его вместе с суставами рук. Человека бы подобный удар лишил кистей, но демон оказался на удивление крепким. Локти с жутким хрустом выгнулись, и Румпеля сбило с ног обратным концом копья. Доля секунды - и Наклави перехватил копье, желая еще раз ударить древком и потом развернув, пронзить наконечником. Маг, желая не допустить второго удара и лишить демона маневренности, схватил свободной рукой древко… И замер, глядя, как растекаются золотые всполохи, отчищая черное основание. Огонь захватил копье, теперь оно пылало целиком, освещая место битвы, словно взошедшее солнце. Пламя лизнуло пальцы мага, скользнуло к лишенному кожи демону, пробежалось по его изуродованному телу и вырвалось из глаз.

Румпель всем своим естеством, всей своей сутью понял, что нельзя отпускать копье, ибо это оно, то самое, Огненное, сделанное старшим сыном короля Нуада. И теперь от того, признает ли легендарное оружие в нем своего хозяина, зависел не только договор, но и жизнь последнего из рода Хредель.

Маг поднял глаза на Наклави и к огромному своему изумлению обнаружил, что огонь прояснил их. Вместо черных, мертвых впадин появился осознанный и до боли знакомый взгляд. Лавина понимания обрушилась на принца: пустой курган, отсутствующее копье и эти глаза… Румпель рвано выдохнул и сипло произнес:

— Отец?

Наклави дернулся и впился глазами в воина напротив. Бесконечно долгую минуту длилась тишина. Румпелю стало казаться, что вокруг необъятный черный небосвод, а они звезды, обреченные вечность провести в оцепенении. Наконец демон медленно и гулко протянул:

— Румпель? Это и впрямь ты?

С детства знакомые звуки родного голоса оглушили сильнее раската грома. Пальцы едва не разжали копье, дыхание норовило сбиться всхлип. Румпель едва справился с собственным голосом.

— Кто это сделал с тобой? Гинерва?

Наклави нехотя, словно через силу, покачал головой.

— Я сам, сын мой, собственной волей избрал подобную судьбу. Заключив договор у Огненного копья, я обрек себя на роль стража. Желая продлить свое существование после смерти, я поклялся, что буду следить за выполнением слова, данного Ноденсу… Впервые нарушил договор охотник на сидов. Их смерти подняли меня из глубин. Второй раз меня разбудил стон Бернамского леса.

— Отец! – Румпель почувствовал, как копье начало тяжелеть. — Позволь освободить тебя от этой клятвы!

—